Впервые я получил твое письмо через неделю после похорон.
Это было тяжелое для меня время. Я не мог смириться с твоей утратой, каждый раз стараясь найти твое лицо в толпе, вглядываясь в каждого прохожего, ища хоть какие-то знакомые черты. Но вновь и вновь меня постигало разочарование, ведь невозможно увидеть того, кто умер…
Мое сердце не хотело биться без тебя, и если бы мог, то я сам бы остановил его в тот самый момент, как замерло твое. Каждый день был словно ад, из которого невозможно выйти, лишь гореть от невыносимых мук одиночества и горечи утраты. Тебя ведь нет со мной. Я больше не смогу видеть твою улыбку, наслаждаться звуком твоего голоса, слушать, как ты смеешься, видеть озорные искорки в любимых глазах. И почему только сейчас я понимаю, как ты была дорога для меня? Почему, только потеряв, начинаешь ценить?
В тот день… В тот самый день, когда ты пропала… Мы сильно поругались, и я сказал, что ненавижу тебя, что хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни! Боже! Да если бы я только знал, чем все это обернется… Отрезал бы свой проклятый язык! Остановил бы тебя, не пустил за руль этой машины, и ты бы не слетела с дороги.
Кругом одни «если», но только моя вина в том, что тебя нет больше, и это осознание разрывает мое сердце, убивает меня, словно медленный яд. Я не знал, где ты и что с тобой в течение, наверное, нескольких дней. Все это время прозябая в своем номере, наплевав на тренировки, я думал, что ты просто злишься на меня. Непозволительная вольность для спортсмена моего уровня! Знаю, что ты непременно отругала бы меня за подобное, заметив, что я всегда так поступаю – полагаюсь лишь на «авось». Это странное русское слово я никогда не понимал, считая его синонимом какого-то ругательства.
Ты удивительная… Невероятная… И, после того, как мне сообщили о твоей смерти… я просто, наверное, и не поверил сначала. Я пытался осмыслить эту страшную новость, пытался понять, что больше не увижу тебя, не смогу извиниться за свои слова. Я уже больше ничего не смогу сделать. Ничего.
Письмо. Оно свело меня с ума, заставило кричать, пока горло не заболело, а перед глазами не заплясали черные точки. Не хотел, но очень сильно испугал своего брата, который зашел меня проведать. Он долго меня успокаивал, прижимая к себе, а я не мог остановиться – просто кричал, выплескивая наружу всю боль, что копилась эти семь дней. Невыносимо пусто в груди, и эта зияющая дыра росла с каждым днем, угрожая поглотить меня полностью, навсегда заставляя забыть себя.
Да, я страдал. Ужасно страдал. И мне совсем не стыдно признаться в этом, ведь моя боль – это единственное, что еще удерживало меня в этом мире. В мире без тебя. Без твоих глаз. Как же я хотел бы вернуть тебя! Все, что угодно отдал бы за один лишь миг с тобой! И мне представился такой случай. Даже не один.
В номере, который мы с тобой делили, когда приезжали в этот город на соревнования, я нашел твое письмо. На каждом этапе у нас были свои любимые места, которые принадлежали только нам, и о них никто не знал. И ты не забыла об этом даже после смерти…
За кроватью, под плинтусом, была дыра, которую сотрудники отеля не видели, а, может, просто не спешили ремонтировать. Это и к лучшему, ведь тогда бы ты не смогла передать мне весточку.
Маленький белый конвертик, в котором лежал листок, а на нем крупными буквами выведено лишь несколько слов. На твоем языке. Ты и раньше писала мне, когда приходилось расставаться на довольно долгое время, но всегда писала на английском, прекрасно зная, что твоего родного я не понимаю. Почему же сейчас так? Почему после себя ты оставила только это письмо, в котором я, по какой-то злой иронии судьбы, ничего не могу понять? Зачем ты так издеваешься надо мной? Почему я вновь и вновь должен переживать твою потерю?
