(Таверна. ШЕКСПИР пьет. УИЛКИНС, владелец таверны, подходит к столу, стоит, улыбаясь).
ШЕКСПИР. Что? Что теперь? У меня опять отвалился нос?
УИЛКИНС. Я тебя знаю.
ШЕКСПИР. Я так не думаю.
УИЛКИНС. Знаю. Да. Ты – Уилли Шекспир, поэт, драматург, актер.
ШЕКСПИР. Нет. Извини. Типичный случай ошибочного опознания. Ошибка допускать, что я один из них.
УИЛКИНС. Разве ты меня не знаешь?
ШЕКСПИР. Я никого не знаю. Так гораздо проще.
УИЛКИНС. Я – твой большой поклонник, знаешь ли.
ШЕКСПИР. Значит, один из нас.
УИЛКИНС. Не будешь возражать, если я присяду?
ШЕКСПИР. Я как раз ухожу.
УИЛКИНС (игнорирует его слова, садится). Вообще-то, я и сам пишу пьесу.
ШЕКСПИР. Господи Иисусе.
УИЛКИНС. Пьеса хорошая. Я заимствовал из лучших источников. Так что сюжет зажигательный.
ШЕКСПИР. Не рассказывай мне. Я слишком стар, чтобы зажигаться. Могу помереть и упасть лицом в твой суп.
УИЛКИНС. Я надеялся, что ты согласишься мне помочь.
ШЕКСПИР. Я бы предпочел, чтобы меня сожрали обезьяны.
УИЛКИНС. Позволь показать тебе. Это не займет и минуты твоего времени.
ШЕКСПИР. Нет у меня и минуты. Я израсходовал все свое время. Я действительно не смогу тебе помочь.
УИЛКИНС. Ты слишком скромен.
ШЕКСПИР. Я – человек театра. Скромность не входит в число моих достоинств. Хотя изображать скромность приходится часто. Но я не настолько хороший актер, чтобы уметь изображать скромность.
УИЛКИНС. Актер ты обычный, но драматург замечательный. Во всяком случае, по моему мнению. Почти такой же хороший, как Энтони Мандей.
ШЕКСПИР. Такой хороший? Правда?
УИЛКИНС. Ты действительно не помнишь меня?
ШЕКСПИР. Я стараюсь забыть все, что могу. Нахожу, что так я гораздо счастливее.
УИЛКИНС. Ваша труппа достаточно хорошо восприняла мою последнюю пьесу и поставила ее.
ШЕКСПИР. Я в этом сомневаюсь.
УИЛКИНС. «Невзгоды брака поневоле».
ШЕКСПИР. Это была история моей жизни? Подожди. Я помню. Так это был ты?
УИЛКИНС. Джордж Уилкинс. Хозяин таверны и драматург.
ШЕКСПИР. Все сейчас, как в тумане. По крайней мере, я делал все, что мог, чтобы к этому прийти.
УИЛКИНС. У меня не было возможности поблагодарить тебя за решение дать этой пьесе шанс.
ШЕКСПИР. Вообще-то я был против. Но оказался в меньшинстве.
УИЛКИНС. Что ж, зрителям моя пьеса понравилась больше, чем некоторые из твоих. Скажем, «Тимон Афинский». Господи, о чем в ней шла речь?
ШЕКСПИР. Если ты можешь написать пьесу, которая нравится зрителям, зачем я тебе понадобился?
УИЛКИНС. Потому что мне просто повезло. Я не знаю, что я такого делал. И боюсь, что повторить мне не удастся.
ШЕКСПИР. Добро пожаловать в мой мир.
УИЛКИНС. Как ты это делаешь? Как тебе удается выдавать одну пьесу за другой? В чем трюк?
ШЕКСПИР. Это не трюк. Не знаю я никаких трюков. Я не дрессированный тюлень. Не могу ловить рыбу ртом. Во всяком случае, больше не могу.
УИЛКИНС. Да перестань. Мне ты можешь сказать, как один творческий человек – другому. В чем твой секрет?
ШЕКСПИР. Я писатель. Нет у меня никаких секретов.
УИЛКИНС. Я снова и снова смотрю твои пьесы, но все равно не могу понять, как ты, черт побери, это делаешь. Каким образом слова льются так плавно? А персонажи такие живые? Как ты наращиваешь плоть на кости и вдыхаешь в них жизнь только бутылкой чернил и своим разумом? Я сажусь и пишу, а получается дерьмо. Мои персонажи – всего лишь слова. Схематичные человечки. Они не кровоточат. Как ты заставляешь их кровоточить настоящей кровью?
