Как часто мы смотрим в прошлое? Считая его тяжёлым грузом или лёгким чемоданом воспоминаний? Для чего оно вообще нужно? Когда всё перемотано, как старая кассета, или сломано, как свежая ветка по лету.
Хочется, сидя на стоге сена после летней грозы, вдыхать запах озона, смотря на седые распущенные волосы туч.
Или, считая себя уже достаточно взрослым, закурить первую в жизни сигарету, а затем на выпускном вечере пьяно застёгивать брюки, оставив её отсыпаться на расстеленном пиджаке, и босиком по пляжу спуститься к спокойной речке, чтобы, слегка прикоснувшись рукой к чистой и прозрачной глади, молча встретить момент рассвета. И попрощаться с теми лицами, которые видел все десять лет. Каждый пойдёт своей дорогой, неся собственный багаж, который с годами превратится в безвозвратное прошлое.
Прошлое, как мотылёк на ночник, летит к нашим душам. Оно никак не связано с повседневной рутиной, с одинаковыми буднями и весёлыми выходными. Сначала ты помнишь всё досконально, затем, спустя годы, тебе уже кажется, что помнишь, а когда достигаешь старости, ты ощущаешь и видишь только контуры чёрно-белых картинок.
Бывает и так, что прошлое преследует до конца дней, ты хочешь стереть его из памяти, сжечь в огне забвения, но оно только явственнее напоминает о себе, как будто всё было вчера.
Быть счастливым и помнить всё или быть несчастным, не вспомнив и доли того, что было? Это добровольный выбор каждого человека, это личный рассказ, написанный чьей-то рукой на небесах.
Детство проплывает, подобно облакам над летними полями. Оно даёт нам ощутить вкус парного молока, тёплого хлеба и жареной картошки на старой чугунной сковороде.
Мы иногда торопим время, не понимая, что оно и так бежит, обгоняя нас с быстротой летнего ветра. Мы безответственно веселы и беззаботны.
Ценим ли эти моменты? Конечно, нет. Только когда уже всё позади, мы начинаем прокручивать старенький калейдоскоп, стараясь сложить нужный рисунок из битых стёкол своих воспоминаний. Мы крутим его снова и снова, пытаясь как можно ближе поднести к солнечному свету.
Мой город стоял как-то неправильно. Там, куда я приезжал с девяносто третьего года к бабушке на каникулы. Каждое лето был то подъём в горку, то спуск под горку. Другого варианта у тебя не оставалось.
В частном секторе в рядок, словно мозаика, стояли деревенские домики из дерева и кирпича. Напротив располагались две трамвайные линии. По ним, разогнавшись из последних сил, ползли вверх трамваи.
Водители так давили педаль тяги, что, казалось, проломят пол. Или, наоборот, выпучив глаза, неслись под крутой бугор, стуча о стыки рельсов тяжёлыми колёсами на весь сектор и стараясь притормозить хоть на какой-нибудь ближайшей остановке.
Рядом с трамваями ситуация была не лучше. Там располагалась дорога с двухсторонним движением. Особенно было интересно наблюдать за теми, кто взбирался на вершину на мопедах.
Помню, как пытался преодолеть такую круть молодой парень на стареньких «Карпатах».
Мопед трясло, он дёргался и завывал. А из выхлопухи летел плотный хвост гари. Но «шумахер» не сдавался и, выкрутив газ чуть ли не на все сто восемьдесят градусов, упорно, два километра в час, шёл к своей цели.
Всё заканчивалось как всегда: мопед глох на полпути, и герой дня, матерясь и плюясь, как кликуша, во все стороны, поднимался далее на своих двоих, волоча за собой «железного зверя».
В то время главным достоянием у всех были огороды и дачи.
Вместо сотовых была старенькая металлическая телефонная будка через дорогу. Не было социальных сетей. Никто не выкладывал повально тупые фото в одинаковых свитерах у камина, не писал скопированных поздравлений в ватсап, не фотографировал гладиолусы в сторис. В тик-токе не корчил рожи и не порхал с попугаями по комнатам.
