Год 1740-й. Середина августа месяца. Где-то, недалеко от восточно-американского берега. Английская провинция Южная Каролина…
– Джек?! – красивая дама, черноволосая, но с лёгонькой проседью, тихонько толкнула лежавшего рядом седовласого старца. – Проснись, пожалуйста, старый пират.
Оба они: и шестидесятидвухлетний Умертвитель, наводивший панический страх на всю Карибо-Саргассову акваторию, и бесподобная хозяйка элитной усадьбы, отличавшаяся изысканными манерами, – находились в уютной комнате, лежали в широкой кровати и крепко прижимались друг к другу.
– Что там такое, Маргарет? – пробурчал недовольный избранник, отодвигаясь от зрелой красавицы; он открыл единственный глаз и уставился в расписной потолок, разукрашенный замысловатым цветочным рисунком (второй прикрывался выцветшим кожаным кругляшом и закреплялся неширокой перемычкой за голову). – Ты же знаешь, как трудно я засыпаю. Сейчас пять утра, – в открытые окна пробивались лучи всходившего солнца, – а я отруби́лся, – выразился нетипичным словцом, позаимствованным у Леры Хуляевой (она же славная капитанша мисс До́джер), – пару часов назад, а значит, опять буду весь день ходить как в воду опущенный, кха… кха… кха…
Не закончив высказываться, болезненный старик натужно закашлялся; он энергично затрясся и могучим корпусом, и курчавой бородой, и кучерявыми волосами. Джек Коли́по (имя, либо унаследованное им от рождения, либо самому же себе и выдуманное?) когда-то слыл грозным морским разбойником, но, утратив прежнюю хватку, отошёл от ратного дела и поселился на отдалённой тростниковой плантации. Называлась она Нью-Провиденс (в честь одноимённого Багамского острова) и принадлежала овдовевшей миссис О’Коннелл (в прошлом ушлой пиратке, по имени Монни Рид). Прокашлявшись, он посмотрел на восхитительную подругу, оказавшуюся моложе на добрые двадцать лет. Учтиво моргнул. Что расцени́лось, как молчаливое разрешение продолжить высказываться.
– Не посещает ли, Джек, тебя тревожное чувство, – она стрельнула каре-голубыми глазами; в глубине они выдавали самозабвенную отвагу, небывалый рассудок, сейчас же выглядели чуть-чуть озабоченными, – что должно случиться чего-то скверное, очень плохое?
Даже в сумрачном свете, гладкая, по-дворянски холёная, кожа казалась исключительно белой, соблазнительные губы – легонько надутыми. Не дожидаясь успокоительного ответа, задумчивая хозяйка по-быстрому встала. Продемонстрировала изумительную фигуру, не отмеченную вообще никаким изъяном; она прикрывалась лишь полупрозрачной женской сорочкой. Наморщила идеальный нос, украшенный изящной горбинкой. Тряхнула волнистыми прядями, спускавшимися к милым плечам. Поспешной походкой направилась к личному будуару, установленному в правом, дальнем от входа, углу.
– С чего ты взяла? – недоумевал рациональный пират, не привыкший доверять одной лишь проницательной прозорли́вости; он грузно покряхтывал и неторопливо усаживался с краю двуспальной кровати (по четырём углам она украшалась резными столбами, а сверху накрывалась живописной материей). – Приснилось, что ли, чего?
Испытанный человек, прошедший огонь и воду и медные трубы, выглядел внушительно, наделённым недюжинной силой. Он обулся в домашние тапочки, выпрямился до среднего роста и, шаркая по паркетному полу, направился к резному деревянному стулу; на нём развешивались его носимые вещи. Предчувствуя приближение «нехорошего», и тот и другая быстро засобирались: она надела длинное цветастое платье да дамские остроносые туфли; он – коричневые шаровары, однотонный камзол и грубые сапоги. Помимо прочего, истинный капитан не позабыл вооружиться неотъемлемыми боевыми «аксессуарами»: абордажной саблей, заряженным пистолетом. Когда он закончил, направился к Маргарет. Та уже вышла на полукруглый балкон, пристроенный прямо к спальне; он устанавливался на втором этаже усадьбы и смотрел на кованые ворота, а дальше на дорожную насыпь.
