Я рассказываю о своем счастливом детстве. Но меня «заносит» и в иные «страны»: в отрочество и юность. А также во взрослое состояние. Эти периоды я упоминаю, потому что все это и составляет мое детское счастье. Недолгое – с папой, короткое – в детском доме (или он иначе назывался – детский лагерь), с другом Изей, не длинное – с бабушками и самое большое – с мамой.
Уже совершенно преклонного возраста неожиданно для себя с каждым прожитым годом обнаруживаю – тоскую только по маме. Зову глухими ночами – маму. В цветущем весеннем парке показываю сирень, магнолию, крокусы и белок – маме. В застолье рассказываю о внуках-правнуках – маме.
Как бы мне хотелось позвонить ей перед кончиной, пусть встретит. Я попрошу совсем простого – сырники или драники[1].
Утром просыпаешься от приятного, теплого кухонного запаха – ура, мама делает сырники.
Будит, и чай сладкий, темный, с чаинками, которые можно ловить чайной ложкой и складывать на блюдечко.
Конечно, поначалу большого, длинного «трудового дня» нужно проделать ряд нудных, но необходимых процедур. В ванной комнате на полочке лежит отдельно зубная щетка индивидуального пользования. То есть моя. Ею надо чистить зубы утром и вечером. А чем чистить? Правильно – мелом. Он в железной коробке, на крышке которой нарисован человек с зубной щеткой. Дальше – все стерлось. А мел этот мы, ребята, разводили водой и мазали лица – играли в индейцев.
Утром – чисти, не отвертишься, а вот вечером часто и бабушка, и няня Поля, и, конечно, мама эту процедуру пропускали. Были дела и поважнее. Времена шли – нелегкие. А пока – чё делать, чистишь зубы. Еще не знаешь, что чисти – не чисти, а в нужные сроки их поменяет хозяин на красивые, хорошей формы изделия. Которые и чистить-то не надо. И так сверкают южноамериканской белизной.
Кстати, нужно все-таки контроль сохранять. Вот однажды я ухаживал за дамой. Годков мне было – ой и ой. Дама – моложе. Весьма.
Сидим мы, значит, утром в кафе[2], принесли нам кофе. В чашечках. Не капучино, а хорошего аромата арабику. Дама моя в этаком белом пиджачке и ярко-красный платок. Шейный. Нет, не то чтобы она там возрастные недостатки прикрывает, нет и нет. Симпатичная. Мы о поэзии обмениваемся, я пытаюсь все изобразить Тургенева с его «Муму», и в один из моментов моего вхождения в роль дворника зубы возьми и – видно, в раж я театральный вошел – выскочи. Не далеко, прямо в мою чашку с кофе. А далее – по закону Архимеда. Мой кофий выплеснулся аккурат на белый пиджачок моей дамы. И даже капли попали на брюки.
До сих пор помню этот позор. Когда я все произносил «ах, ижжвините», вылавливая изделие из чашки и водворяя его, изделие, в ротовую полость.
К чему это отступление? Да к тому, что, во-первых, надо следить за своей «гигиеной», а во-вторых, соразмерять свои «желания» с возрастной категорией собеседниц. Особенно – утром, за кофием. В общем, контроль надо сохранять.
* * *
А пока я зубы почистил, сырники поел, да с чаем. Эх, благодать. Теперь – гулять.
Вот так и начинается детство. Конечно, у каждой семьи оно, для детей, разное. Но – детство.
* * *
Прежде чем я начну рассказ о своем, счастливом, немного о мнениях, которыми награждают меня, увы, уже крайне малочисленные друзья, узнав, что я собираюсь писать о советском мальчике в советский, естественно, период.
