– Все купила? – подозрительным вопросом встречает меня мама, когда я, нагруженная пакетами, заваливаюсь домой.
– Не все, – отдуваюсь и ставлю покупки на пол. – Тяжело тащить. Папа ведь на машине, напиши ему, пусть вечером докупит.
– Ты нашего папу не знаешь? – она подхватывает пакеты. – Ему пока объяснишь, что купить, успеешь десять раз сбегать сама.
Тут согласна, папа мыслями в науке своей, для него эти приземленные бытовые темы неразрешимы, недоступны, в магазине он потеряется, как ребенок малый.
– Ева, – доносится с кухни недовольный голос мамы. – Ничего тяжелого. Магазин в двух шагах, не сломалась бы, что я буду на стол ставить?
Меня это волнует в последнюю очередь.
Двигаю зеркальную дверь шкафа купе и встаю в профиль, смотрю на живот.
Может, еще рано, и я зря паникую, но беременным тяжести таскать нельзя.
А я беременна.
Несколько раз повторяю про себя это слово. Кладу ладонь на живот. Вздыхаю. И тихо, еле слышно, обещаю:
– Не бойся, мама тебя ждет – это главное. А со всем остальным мы справимся.
Мою руки и прохожу на кухню. Смотрю на фирменные пакеты, заваленный продуктами стол.
Сегодня празднуем годовщину свадьбы родителей, ровно двадцать пять лет назад, двадцать пятого августа они стали мужем и женой.
Спустя несколько лет родилась я, в законном браке, по другому и быть не могло в семействе Снежинских, но скоро я нарушу традицию.
Отец моего ребенка сейчас или в изоляторе сидит, или…
– Ева, – мама моет овощи, вода шумит и брызжет в стороны. – Конец августа, что думаешь с учебой? Сессия у тебя закрыта, документы ты из университета не забрала. Четвертый курс, Ева. Надо возвращаться.
Морщу нос и беру яблоко, тихо, пока она не видит, пячусь из кухни.
Разговоры про учебу злят, бесят, ведь я понимаю, что мама права, глупо выбрасывать три года на ветер, но вернуться я в тот город не могу, ведь там они.
Мои мужчины, мое проклятье, дьяволы-искусители, потоптавшиеся на моей жизни.
– Надо ехать, Ева, – мамины нотации слышны, даже когда я выхожу в коридор. – Тебя туда, за тысячу километров от дома никто не тянул, сама собралась, со всеми поругалась, уехала. Так оставайся взрослой и доведи дело до конца, два года учиться осталось.
С хрустом откусываю яблоко, ее голос заглушаю.
Иду в свою комнату и в сотый раз подсчитываю в уме.
Мне рожать через полгода. До зимней сессии, может, дотяну, но ходить по универу с пузом на носу?
Грызу яблоко, включаю ноутбук. Проверяю сообщения от подруги, она ту же самую песню поет, что я вернуться обязана.
Качаю головой и закрываю переписку. Смотрю в экран, на заставку с улыбающимся карапузом.
– Ты такой же будешь, – говорю шепотом, глажу живот.
Глаз не свожу с клавиатуры. И, не удержавшись, вбиваю в поиск привычный запрос.
Я каждый день это делаю, читаю новости в небольшом, ничем не примечательном городе, что находится за тысячу километров от меня.
Самой себе вру, что таких куча разбросана по стране. На площади памятник Ленину, есть улица Советская, широкий пешеходный проспект с магазинами и кафешками – эти города-клоны с высотками и их жителями и спустя век одинаковыми будут – говорю себе.
И в нетерпении пробегаю глазами заголовки новостей.
Программа озеленения… – не то. Началось строительство нового жилого комплекса… – не то.
Слушание по делу Ярослава Воронцова, сына начальника автоинспекции переносится…
Сердце заходится в груди.
Вот оно.
Затаив дыхание читаю несколько скупых строчек о мужчине, которого я из мыслей за три месяца так и не вытравила.
Несмотря на то, что он сделал.
Кусаю кончики пальцев и волнуюсь, почему, почему они постоянно откладывают суд, что с ним, как он там, меня в жар бросает, к горлу подступает тошнота, и я откидываюсь на стуле.
