В одиннадцать вечера (именно вечера) наступает самый пик темноты. Еще два часа, и день начнет расти обратно. Поэтому никак не найдешь нужное время, чтобы заснуть: слишком длинным кажется день или, наоборот, ночь, потому что они незаметно перетекают друг в друга, и ты перестаешь замечать, как сменяются сутки.
Иногда темнота кажется благословением. Как будто эти два часа предрешают завтрашний день, каким ты в него придешь: всполошившейся совой без одного глаза или щебечущим жаворонком. А свет, которого не хватает остальные девять месяцев, превращается в проклятие летом, выжигает глаза и давит. Голова не болит, но ощутимо тяжелеет под ним.
Вот и сейчас, в одиннадцать ноль восемь, я решила, что больше не могу находиться в комнате. В ней даже не было посторонних звуков: ни шуршания, ни жужжания несчастного насекомого, ни вибрации от вентилятора. Это раздражало. Казалось, что ты один в целом мире, законсервированный в этой коробке в двадцать пять метров. Срочно требовалось воздуха или шума, требовалось чего-то, что есть снаружи.
Рядом с моей скромной квартиркой в старом городе было выстроено сразу три студенческих общежития. И их обитатели вечером начинали вести себя как тараканы. Они стремительно выползали на улицу и комковались в группы по интересам: кто к курильщикам, кто к философам, а кто-то перетекал из одной компании в другую. Они жестикулировали маленькими лапками и, как ни странно, не орали (все-таки вечер – вахтер начеку), но шипели. И по такому шипению и сигаретному дыму я понимала, что день заканчивается для одних и начинается для других.
Сидеть дома было невыносимо: душно, скучно, не спалось и не елось, не работала голова. Но думать, что на улице будет больше свежего воздуха, тоже было ошибкой. Поэтому лучшим решением было присоединиться к тараканам. Слиться с ними не получилось бы: все-таки саранчу среди тараканов явно будет видно. Но пристроиться рядом и подслушать их разговоры – самое то, тем более что разговоры эти малоинтересны.
Я вышла из дома, в чем была: домашние тонкие хлопковые черные штаны в крупный красный цветок, привезенные подругой из Греции, полосатая футболка на два размера больше, чтобы спать в ней, старые кеды на голую ногу и темная джинсовая ветровка с капюшоном. Единственные нужные вещи – ключи, сигареты, телефон и пара бумажных купюр – рассованы по всем имеющимся карманам.
На голове была прическа домовенка Кузи, но думать об этом было уже поздно. Давайте сошлемся на залив, который раскинулся всего через два квартала и представим, что это просто серферские кудри, такая себе популярная небрежность – «мама, я только что встала с кровати».
Я специально курила рядом со студентами с таким видом, будто только что вышла из общежития в чем попало, вся из себя натуральная и уверенная. В действительности же я была скорее тронутая. Почему-то, когда ловишь на себе взгляды, воображаешь, что ты таким образом приглашен к беседе. И хочется с непринужденным видом подойти к группе парней и обняться, как это обычно делают друзья, разлученные, самое большее, на день.
Но вместо этого я грелась на бордюрном камне и смотрела на них снизу вверх. А пока представляла себе все это, прошло минут пять. Вероятно, их это немного смутило, потому что они синхронно отвернулись.
Собственно, если собеседников я потеряла, не оставалось ничего, кроме как пойти навстречу солнцу. Оставалась пара часов до «рассвета» в неклассическом понимании, когда он выглядит как сумерки: все вокруг видно, но фонари еще не включают.