Перевод с грузинского
Тамары Мепаришвили
Мы с Леванико Чаладзе встретили Новый год в Гудаури (горнолыжный курорт в Грузии). Слева от нас, на холме, был возведен коттедж, который мы называли «гаражом». Он был до отказа забит лыжниками спортшколы, сванами-альпинистами, местными гаишниками и смотрителями канатной дороги – местными жителями, мохевцами. Все они в безудержном веселье, с хохотом и гоготом ждали наступления полуночи.
У нас были большие планы на утро первого января, и мы уже вроде обулись, взвалили на плечи лыжное оснащение, но тяжесть возлияния минувшей ночи сделала свое дело, и мы без сил вновь рухнули в постель.
– Вставай уже, рассвело!
У меня над головой стоял Леван.
– Ух ты! – шумно выдохнул я и повернулся на другой бок.
– Вставай.
– В чем дело? Мы что, горим?! – огрызнулся я и сел в кровати.
– На́ вот! Опрокинь стопку, – он с улыбкой протянул мне стаканчик с 96-процентным спиртом.
– Но это же спирт, осел!
– Выпей, сразу полегчает.
– А сосуд поменьше нельзя было выбрать?
– Да пей же наконец, хватит ворчать.
– А закусить чем?
Чаладзе схватил со стола пластиковую бутылку кока-колы.
– Сегодня День Судьбы?1 – невинно осведомился я.
– Да.
– Мы вчера спали целый день?
– Я – нет, а ты да, спал, – ответил он с чувством превосходства.
– Поднимемся на гору?
– Ты и вчера туда собирался, но силенок не хватило…
– Ну конечно, у меня силенок не хватило, а ты с самим Кобой Цакадзе2 мог бы потягаться?
– С кем? – сдвинул брови к переносице Леван.
Мне стало лень рассказывать ему спортивную биографию Цакадзе, и я промолчал.
– Чем займемся? Вообще-то спирт привел меня в себя. Может, нальешь еще? Я даже соображать стал лучше.
– А что я тебе говорил.
– Так чем займемся?
– Есть чем. Прибыли мои друзья.
– Кто именно?
– Сосо Гиоргобиани. Знаешь такого?
– Нет. Он из квартала Окросубани?
– Нет, Воронцова.
– Стало быть, он не из твоего квартала?
– Это почему? Что разделило кварталы Окросубани и Воронцова?
– Нет, вы меня сведете с ума, – когда вам удобно, Плехановская, Воронцовская и Окросубани – это один и тот же район, а если вам чем-то не нравится такой подход, это три разных района. Я прав?
– Ты лучше за своими Вера и Ваке3 присмотри.
– Ладно, ладно, налей еще стаканчик, и я встаю.
Чаладзе, ухмыльнувшись, налил мне спирта из хорошо вымытой пятилитровой канистры для бензина. Я одним махом опрокинул стаканчик.
Сосо остановился в так называемых «Лимонах», в двух километрах от нашего коттеджа.
Мы встретились с Сосо в биллиардной, расположенной на втором этаже гостиницы «Лимоны». Он оказался намного смуглее меня, что сразу бросилось в глаза. Широкие плечи, кривизна носа и прямые, черные как смоль волосы как-то странно шли ему и гармонировали друг с другом, и нам часто приходилось слышать о его успехах у девушек.
Впрочем, мое внимание привлекла не столько внешность, сколько позитивная аура, исходящая от него. В тот день Сосо одержал верх и надо мной, и над Чаладзе в русском бильярде и, довольный результатом игры, с улыбкой проводил нас до подъезда.
– Хороший тип, правда? – спросил Леван, когда мы стали подниматься по заснеженному склону.
– Так себе, – пожал я плечами, раздраженный поражением.
– Нет, игры не для тебя – ни нарды, ни домино, ни бильярд. Просто болей за нас, и будешь спокоен. А то стоит тебе проиграть, и ты уже готов разрыдаться.
– Лучше о себе подумай.
Только через месяц я снова встретил Сосо в Гудаури. Спускался по склону горы и вдруг увидел его метрах в двадцати от себя. Облаченный в черный комбинезон, он стоял на лыжах, отражавших солнечный свет, и каждый шаг давался ему с трудом, как ребенку, только что научившемуся ходить.
– Сандро! Это я, Сосо! Поди-ка сюда! – в голосе у него звучало отчаяние, словно он висел на скале и вот-вот мог сорваться в бездну.
