1
«Сокрушительная боль крепко сжала сразу всё тело, словно гигантская железная пятерня. Тревожное гудение разрывало мозг на части… Голову сдавило тисками… Холодно… Неистово страшно… Яркие вспышки спиралью уходят в бесконечность, и эта спираль властно всасывает меня в опасную неизвестность. Господи, всё… я не могу больше…
Вдруг – слепящий свет! Вмиг стало легко… неописуемо легко. Вдох обжёг лёгкие. Больно в груди, но эта боль ничто! – чувство неистового восторга и облегчения накрыло с головой, мука позади. Боже, это я! Я здесь! Я здесь!»
Звонкий крик младенца раздался в родильном зале.
– Девочка! Маленькая-то какая! Прямо Дюймовочка! – зычно заголосила моложавая акушерка.
Измождённая родами молодая женщина неподвижно лежала на кушетке, отрешённо уставившись в потолок. Бледное лицо её ничего не выражало. Прядь растрёпанных чёрных волос прилипла к бледной щеке.
– Ты жива, мамаша?
– Жива… – еле шевеля сухими губами глухо вымолвила женщина.
– Слава богу, а то лежишь так неподвижно. Девочка у тебя, мать, слышишь?!
– Слышу…
– Нет, ну что за дети пошли?! Не успела родиться, а уже в глаза прямо так пристально смотрит, как будто уже всё понимает! Чудо какое! Как назовёшь-то, красавицу свою?
– Ещё не знаю. Мальчика ждали. Евгением хотела назвать. В честь деда.
– Слышишь, курносая, мать-то тебя не ждала! – обратилась к новорожденной крохе весёлая акушерка.
– Рост – 45 см, вес – 2 кг 550 г. Точное время рождения – 23:55. Слушай, мать, сегодня же последний день февраля – выходит, что наша Дюймовочка родилась за 5 минут до весны!
Девочку, завёрнутую в застиранный казённый плед, уложили под кварцевую лампу.
Мать с любопытством повернула голову в ту сторону, где шумно сопела носиком её новорожденная дочка. Женщине показалось, что глаза малышки и впрямь необычно осмысленно рассматривали источник света.
«Маленькая какая! О чём же ты можешь думать сейчас? Такая серьёзная!», – подумала женщина и снова бессильно откинула голову на кушетку, не веря наступившему облегчению после долгих родовых мук.
2
Через 5 дней Марию Стужину с новорожденной дочкой Евгенией выписывали из родильного дома.
Встречать Машу из роддома приехала её бабушка с букетом белых хризантем.
Растерянная молоденькая акушерка несколько замешкалась, прежде чем протянула свёрток сухощавой пожилой женщине.
– Баба, как же я рада тебя видеть! Я даже не надеялась, что ты приедешь из такой дали! – расчувствовавшись, Мария проронила слезу.
– Машенька, ну, как я могла не приехать в такой день! У меня правнучка родилась! Это же счастье! Жаль Галина не дождалась этого дня. Как бы она была счастлива, бедная моя дочь… А Ванька-то в загуле! Я с поезда сразу к вам приехала – в общежитие! Да так и не достучалась. Соседи ваши жалуются, мол, всю ночь шумели, – музыка, крики, грохот – до утра спать не давали. Я переночевала в гостинице. Да ладно, чёрт с ним! Дай-ка я лучше на мою правнучку взгляну! Где там моя девочка?
– Да ты у меня настоящая красавица! Вся в меня! – задиристо сказала старушка, обращаясь к новорожденной.
Солнышко пригрело по-весеннему приветливо. Сосульки дружно закапали. По подтаявшей скользкой тропинке мелкими вкрадчивыми шагами ступала худенькая старушка со свёртком, перевязанным розовой лентой. Рядом шла невысокая молодая девушка на вид лет восемнадцати в сером пальто и вязаном берете.
– Баб, да ты устала уже! Да ещё скользко так! Дай я понесу сама!
– Послушай, Машенька! Во-первых, вовсе мне не тяжело – своя ноша не тянет! А во-вторых, я ещё, дай Бог, крепко на ножках-то стою! А тебе, милая, 40 дней после родов надо беречь себя как зеницу ока!
Женщины вошли во двор обветшалого двухэтажного дома. Стены здания давно почернели от копоти нескольких пожаров. Мерзкие надписи и рисунки пестрили всюду.
