Когда Мойра Фиш выходила замуж, она пребывала уже на седьмом месяце беременности. Будучи порядочной девушкой, воспитанной в духе строгой моральной этики, Мойра, разумеется, никоим образом не могла допустить, чтобы ее ребенок родился в позорном статусе «внебрачный». И поэтому будущей маме необходимо было до появления малыша на свет оформить в законном порядке брак с виновником сего счастливого события. Но тут же в этом плане возникли некоторые проблемы. Оказалось, что юное брюхатое создание совершенно не имеет представления, кто же на самом деле является истинным папашей. Так уж получилось, что в жизни Мойры было уже достаточно мужчин. И это не смотря на ее неполные восемнадцать лет.
Нет, к ее порядочности, так же как и к высшей степени строгого морально-этического воспитания это, естественно, никакого отношения не имело. Просто так получилось… С кем не бывает!.. Ну, любила девчонка в свободные часы весело проводить время! А учитывая ее сверхчувствительную романтическую натуру, она без проблем могла за один день влюбиться несколько раз в разных молодых людей. В общем, нормальные критерии переходного возраста; перехода от кукол к живым, более интересным объектам.
После длительных размышлений, связанных с довольно таки внушительным списком потенциальных претендентов, выбор пал на Ульриха Молдриджа; относительно симпатичного молодого человека, зарабатывающего свой хлеб посредством утешения вдов, исходя из чего, его можно было частенько наблюдать на городском кладбище. Он выискивал там нестарых еще женщин, посещающих могилы своих безвременно ушедших спутников жизни, и, используя момент, виртуозно проникал не только в их души, но и в их кошельки. А кошельки были солидные. Ульрих, благодаря своему природному таланту, безошибочно определял богатую жертву, после чего случайно знакомился с ней, а дальше, как говорится, дело техники. За короткий срок внушительный капитал доверчивой вдовы значительно сокращался, а иногда и совсем исчезал; и когда вновь воспрянувшая к жизни женщина в своих мечтах готовилась уже сменить траурную вуаль на свадебную фату, утешитель бесследно испарялся.
К одним из немногих недостатков Ульриха можно было причислить то обстоятельство, что он совершенно не умел копить деньги. Он тратил их столько, сколько у него было в данный момент, всё до последней монеты. И поэтому когда Мойра поставила его перед фактом своего интересного положения, приведя убедительные доказательства, что он и только он является отцом будущего ребенка, Ульрих, как обычно, был полностью на мели.
Однако это совсем не значило, что беременная леди вовремя вписалась со своим предложением в планы молодого человека. Учитывая кругленькую сумму на ее счету, от которой пребывающий в настоящее время на бобах великий утешитель вряд ли мог бы отказаться, а вернее, от половины, которую девушка обязалась сразу же после бракосочетания перевести на имя новоиспеченного супруга, задержки с согласием со стороны избранника не должно было бы быть в принципе. И, тем не менее, немедленного положительного ответа Мойра не получила. Она вообще не получила никакого ответа. Дело в том, что этот разговор происходил в баре, где под рукой было все необходимое, чтобы снять накопившуюся усталость, развеять мрачные мысли, послать ко всем чертям возникшее вдруг ни с того ни с сего напряжение, и конечно же развеять по ветру любой стресс. Когда Ульрих наконец-то впитал смысл всего, что только что услышал, он минут пять сидел как пришибленный, покусывая губы и глядя на Мойру туманным, ничего не выражающим взглядом, а затем взял бутылку водки и прямо из горлышка всю ее родимую и вылакал. Результат сказался через несколько мгновений. Он попытался сделать шаг в направлении выхода, но тут же свалился на белый кафель, полностью отключившись от действительности. Придя в себя, Ульрих далеко не сразу узнал склонившуюся над ним особу женского рода. Впрочем, то, что это особа женского рода, он понял тоже далеко не сразу. Сначала перед его взором из густого кровавого тумана выплыло что-то ужасное, потустороннее; ну никак не соответствующее всем тем образам, которых он имел счастье лицезреть до сего момента. И только благодаря звонкой пощечине, которую Мойра залепила наглецу, посмевшему панически отпрянуть он нее, отмахиваясь рукой и шепча бессвязные речи, в коих девушка без труда расслышала нелицеприятный портрет своей внешности, ужасное потустороннее существо приобрело более сносные черты сначала просто женского обличия, а спустя секунду-другую эти черты уже основательно вылепили знакомое лицо.
