Такеда Ицки1 впервые был в Эдогаве2. С тех пор, как в старшей школе приехал в Токио с Хоккайдо3, он редко выбирался за пределы района Мегуро4, и то почти всегда это были поездки на бейсбольные турниры без возможности прогуляться и осмотреть достопримечательности. В колледже Такеда пару раз съездил с друзьями в Сибую и Синдзюку5, а после, уже будучи профессиональным игроком, видел столицу только из окна клубного автобуса. Даже теперь, когда он стал тренером, поиском новых игроков для команды всегда занимались школьные скауты, пока Такеда убеждал директора и спонсоров, что в следующем году есть шанс стать чемпионами.
Но сегодня пришлось нарушить привычный порядок вещей. Оставить команду на Нагасэ, придумать нелепую отмазку и сбежать, пока никто не задаёт лишних вопросов. На метро Такеда доехал до станции Ниси-Касай, почти не замечая проплывающих за окном зимних пейзажей, вышел на пустой перрон и вдохнул морозный влажный воздух. Оглядевшись, потянулся вслед за жидким потоком вечерних пассажиров и замер, не зная, куда идти дальше.
– Простите, в какой стороне находится стадион?
Тщедушный мужичок в помятых брюках и нелепой куртке окинул Такеду подозрительным взглядом, но всё же махнул рукой в южном направлении.
Идти пришлось два с половиной квартала. С неба повалил снег, и Такеда спрятал руки в карманы, перчаток он с собой не взял. Как и шапку – слишком привык ездить от дома до школы на машине. Но сегодня его очень просили воспользоваться общественным транспортом, поэтому от автомобиля пришлось отказаться. Холодные хлопья оседали на редеющих тёмных волосах и таяли, заставляя вздрагивать от стекающих по затылку и вискам капель. Несколько даже скатилось за воротник пальто, и по спине пробежали противные мурашки.
Такеда отгонял от себя дурные предчувствия, но всё равно нервничал. В последний раз такой мандраж он чувствовал пять лет назад, когда его команда сумела дойти до полуфинала Кошиена6 – и проиграла фавориту летнего турнира. Тогда предчувствия не обманули. А сейчас?
Такеда остановился возле входа на стадион и огляделся. Вокруг ни души – зимой в это время людям здесь делать было нечего. Лишь он, дурак, попёрся на другой конец Токио, чтобы встретиться с школьным другом, которого семнадцать лет не видел. Кстати, где он? Ещё не пришёл? И придёт ли вообще?
От стены в нескольких метрах дальше отделилась тень и направилась к Такеде. Приближающийся мужчина вертел головой, словно ожидал, что сейчас на него набросится толпа преследователей, но улица вдоль стадиона оставалась пустой. Её конец, упирающийся в забор начальной школы, почти растворился в усиливающейся метели.
– Не думал, что ты действительно придёшь, – хрипло откашлялся мужчина, останавливаясь рядом с Такедой.
– Ты же сказал, что это важно, Кота.
Мужчина, в котором с трудом угадывался давний товарищ Такеды, вдруг тепло улыбнулся и хлопнул того по плечу.
– Как же я рад тебя видеть, Ицки! Спасибо, что пришёл.
Такеда тоже улыбнулся – давно его никто не называл Ицки7. Последние годы так и вовсе вежливое обращение «тренер» он слышал чаще своего имени.
За эти годы Ганзаки Котаро сильно изменился: отросшие волосы укладывал гелем в аккуратную зализанную причёску, отпустил седоватые усы и раздался в ширину. От гибкого подтянутого питчера8, каким он был в школьные годы, не осталось и следа. Впрочем, Такеда не питал иллюзий – он и сам не остался прежним. Тоже отращивал волосы и зачёсывал их назад, пряча намечающуюся лысину, тщательно ухаживал за бородкой и усами, что придавали ему положенной по статусу суровости и – что скрывать – нравились его жене. Зрение в колледже у него стремительно упало, и пришлось приобрести очки, в которых Кота его точно ещё не видел. Тело тоже изменилось – плечи стали ещё шире, по рукам теперь бежали выступившие из-за постоянных тренировок вены, а над поясом намечался пока ещё небольшой, но однозначный животик. И хотя работа бейсбольным тренером обязывала держать себя в форме, бороться с возрастными изменениями оказалось непросто. Да ещё и жена так вкусно готовила…
