У входной двери – сгорбленная старушечья спина. Со стороны может показаться, будто старуха смотрит в глазок. Но когда старуха поворачивает голову, словно прислушиваясь к чему-то, происходящему снаружи, становится заметно, что её глаза закрыты. На бледном сухом лице появляется улыбка, и вдруг, не глядя в глазок, она начинает щелкать замками. Хотя никто так и не позвонил. Дверь распахивается. На пороге – молодой парень в свитере и кожаном пиджаке. Он даже вздрагивает от неожиданности, и с его плеча на пол соскальзывает спортивная сумка.
– Здравствуйте, – голос у парня низкий, уютный, но какой-то грустный. – Вы – Клавдия Васильевна?
– Она самая, – голос старухи похож на её лицо: такой же сухой, ломкий.
– Я вам звонил…
– Знаю, – старуха говорит недобро и как-то нетерпеливо.
– Мне, – парень стушевывается. – Я раньше с такими вопросами ни к кому…
– Знаю, – прерывает его старуха. – Глеб тебя зовут. Насчет своей девушки, Ярославы пришёл. Все помню, из ума пока не выжила.
– Мне говорили, вы просто чудеса творите…
– Чудеса? – старуха смеется. Сухой, щёлкающий смех. – Раньше за такие чудеса где на кострах, а где в банях жгли… Ну, чего смотришь?! Заходи.
Бабье лето. А почему именно бабье? Причём тут вообще бабы? Ни при чём, наверное… Вот и по радио – с поразительной актуальностью запустили одноимённую песенку Владимира Семёновича.
Всем хорошо – тепло, а не жарко. Комары и прочая крылатая пакость остались в июле, осенних дождей пока ещё не предвидится. Опять же, туристы сократились. Видимо, решают, в чём ехать: шорты уже поздно, куртки – рано. Хотя, если бы мне довелось выбирать, когда отправляться в путешествие, я бы выбрал именно начало сентября… Но я-то с опытом… И потом, я вот столпотворения не люблю, а кому-то может быть так уютнее. Как человек толпы. Но тот придуманный был. А в жизни они бывают? Наверное… Как и отшельники. Идиоритмики, так сказать…
Чёрт! Ну, сколько ж можно садиться в трамвай?! Вроде бы час пик закончился, а на дороге – бог знает что! Ну, вот куда ты на своей «таврии»?!
Как летом хорошо было! Пробочки – такие чисто номинальные. Все по отпускам, по дачам-заграницам. А теперь пока до дома доедешь – часа полтора постоишь. Ладно бы ездить умели… Этот дед на «таврии», он же права при Николае Втором получал, наверное! А туда же…
* * *
Поток невесёлых мыслей прервала вибрация в нагрудном кармане. «Звонят, паразиты! Как вовремя!» – у перекрёстка почти синхронно со звонком нарисовалась фигура с полосатой палкой. Несколько секунд я раздумывал, припарковаться и поговорить, или плюнуть на всё и гордо прокатиться с телефоном мимо инспектора. Но тут пробка впереди неожиданно сделала вид, что она – бодрый автомобильный поток, и выбирать мне, собственно говоря, не пришлось.
– Миша? – Поинтересовались из трубки. Владимир Леонидович. Начальство, значит. И что, интересно, начальству от меня ещё надо? Жаловаться на меня сегодня вроде бы не за что. Гид последней группы даже спросила, где мне благодарность написать можно – так понравилось. Последние. Вот я и разошёлся. Только благодарность на хлеб не намажешь…
– Да, Владимир Леонидович?
– Миш, только что… В общем, Рома от нас уходит. Ты возьмёшься писать его Чертолье с модерном и Замоскворечье?
О как! А чего это Рома вдруг? Сам? Или? Нет. При такой маме, как у Ромы, не уволят. Значит, сам… А меня – в методисты – за какие заслуги?
– Алло, Миша? Вы меня слышите?
– Разум… Разумеется, Владимир Леонидович, – голос, естественно, сразу соскочил в какие-то фальцеты, и мне пришлось закашляться на середине слова. – С удовольствием. А какой срок?
