Сколько времени прошло, не знаю. Вверху шумели кроны деревьев, более ничего не нарушало тишину. Лежу, смотрю в небо и медленно умираю. Боль была сильной и страшной. Страшно было от мысли, что ранение тяжелое. Крутило все тело, что такое, я не понимал. Через несколько минут тело начало приобретать чувствительность, и я понял, что весь мокрый. Весь – это полностью. Чуть поводив глазами, понял, что лежу в луже, а вокруг болото. В стороне, метрах в десяти, лежало что-то похожее на человека.
– Эй, – тихо позвал я и вновь закашлял. Никто не откликнулся. Надо попробовать доползти.
В час по чайной ложке я все же преодолел такое огромное расстояние, что разделяло меня с этим неизвестным. Убит. В первую же секунду стало ясно. Недавно, тело еще теплое. Лежит так, словно пуля настигла его во время бега. Оружие, а рядом валялась винтовка, было целым на вид. Подтянул к себе, но затвор сдвинуть не смог. Пальцы не слушались.
– Да что же такое-то, куда силы делись? – чуть не взмолился я шепотом. Кашель вернулся, крутило очень сильно. Боль в груди, точнее, где-то внутри тела резала как ножом. Где-то впереди раздался легкий шум.
Так, а если вспомнить… На нас напали в момент прохода по болоту, помню. Упал с носилок, видимо бросили. Бойцы наверняка устремились назад и вступили в бой с фашистами, а меня оставили… Стоп, там же еще Олежка был, его тоже на носилках несли.
Оглядев все вокруг, нашел и свои, и Олежкины носилки. Но вот самого его не было. Черт, надеюсь, он в болото не упал, жаль парня. Не заслуживает он такой смерти.
Тропа была очень узкой, человек, упавший с носилок, запросто мог скатиться в воду, и все, поминай как звали. С винтовкой в руках был недолго, бросил. На кой черт она мне, все равно не смогу выстрелить. Вернулся к своим носилкам и, чуть передохнув, дополз до вторых. Олега нигде не было. Но далее шли следы волочения, все интереснее.
Напрягаясь изо всех сил, пытался продвинуться ползком еще хоть несколько метров. Не вышло. Вновь потеря сознания и довольно быстрое пробуждение. Сил не было совсем. Почему так? Никогда не был в подобной ситуации, чтобы вот так, совсем не было сил. Просто улегся на бок и смотрел в одну точку. Где-то, совсем недалеко, судя по звукам, кто-то шевелился. Может, Олежка?
– Мельник? – вновь тихо позвал я, боясь повысить голос. В ответ пришли чуть более громкие звуки шевеления. Точно человек, но кто? Олег или еще кто жив остался?
Голоса ненавистных фашистов раздались громко и где-то рядом. Черт, неужели выдал и себя, и того, кто прячется где-то неподалеку? Захрустели палки под ногами, звонко, громко. Тот, кто двигался где-то совсем рядом, явно был уверен в своей безопасности. Где бы укрыться…
– Ханс! – протяжно и мягко произнес кто-то буквально в нескольких метрах от меня.
– Что, Руди? – этот где-то чуть дальше.
– Смотри-ка, тут живой красный! Уж не его ли тащили бандиты, пытаясь уйти от нашего взвода утром? – Этот Руди стоял совсем близко, но не трогал меня пока.
– Осторожно, он может быть опасен! – отвечал второй.
– Да он, похоже, не жилец уже. Добить?
– Приказ был доставить русского офицера, который командовал группой диверсантов.
– Думаешь, это он?
– Ну а кого еще бы потащили через болото на носилках, прикрывая и неся такие потери? Партизаны тут почти взвод потеряли, – говоря последние слова, тот, которого назвали Хансом, подошел вплотную.
– Что, предлагаешь тащить? – грустно спросил Руди. Пожив немного среди немцев в Ровно, я легко различал нотки эмоций в голосе.
