Я усилил нажим. Ее кожа уже начала
краснеть под моими пальцами, но как это могло меня остановить?
Хотелось причинить ей боль, еще, сильнее, больнее. Чтобы слезы
текли из ее блядских глаз, чтобы она тряслась от страха передо
мной, чтобы больше не смела! Никогда!
И я ударил ее. Рука как будто сама
поднялась и ударила ее по лицу. И она упала у моих ног. Она должна
была бы быть сейчас жалкой, в порванной футболке, с ссадинами на
лице и плечах, лежащая у моих ног, но нет, сейчас она была еще
сексуальнее, еще прекраснее, еще желаннее.
Моя девочка, с глазами из самого
синего льда, моя нежная, моя …
Черт, да просто блядь, которая была
со мной только из-за денег и моего положения в обществе. А теперь,
когда я решил все ее проблемы, она решила сообщить, что не любит
меня, никогда не любила, да и что в принципе я не достоин
любви.
Похер на любовь. Я не мальчишка,
чтобы таять от этого слова и писать глупости, чтобы затащить
женщину в постель, но уйти от меня она не могла. Не сейчас. Я еще
не надышался ее ароматом, я еще не попробовал все то, что хотел
сделать с ней в постели, я еще… Только я мог отпустить ее,
выбросить, когда надоест. Сама она не уйдет. Клянусь!
Я наклонился к ней и ударил еще раз.
От моих сильных и хлестких ударов щеки ее покраснели, сама она
сжалась и затихла. Всегда такая уверенная в себе, сейчас она
походила на маленькую сучку, которую хозяин по недоразумению пнул
ботинком.
Блядь, она посмотрела мне прямо в
глаза и меня накрыло. Колодвские, блядские глаза в которых я тонул.
Которые я видел каждый раз, доводя ее до оргазма, которые всегда
были наполнены внутренним светом, в которых плясали бесята. Синие,
бездонные. В прекрасной оправе из черных густых ресниц. Сейчас они
были серыми. Напоминали небо во время грозы.
Чертова девчонка. До чего она меня
довела. Сорвался. Поднял руку. Ударил. Не сильно, еще пока
контролировал себя, иначе и убить бы мог. Во мне силы много, не зря
военный, альпинист, спортсмен. Но ведь обещал себе никогда не
поднимать руку на женщину, и ведь раньше справлялся.
Мне хватило того, на что я
насмотрелся в детстве. Отец никогда не церемонился ни со мной, ни с
матерью. Что было не по его – в ход шли кулаки. А мы с мамой и
ничего сказать не решались. Куда было нам против этой груды мышц
выступать -пришиб бы. Вот и терпели, долго. А потом я вырос и
защищать стал и себя, и ее. Ни раз проигрывал мощи отца и тогда
получали еще сильнее – до черных синяков, до поломанных рук.
Я видел, как долго не заживали на
нежной коже матери иные отметины отцовского безумия, как ее белая
кожа покрывалась все новыми и новыми шрамами, и клялся себе никогда
не поднимать руку на женщину. Но не сдержался.
Как же я ее сейчас ненавидел, эту
женщину, пробудившую во мне зверя. И ведь ничего нового не сказала,
но задело так, что дышать не мог.
Не любит и не любила. Знал же. Не
обманывала. Но вслух не произносила, и я мог думать то, что хотел.
А тут сказала и все. Сорвался. Понесло.
Схватил ее за плечи и приподнял.
В глазах наконец-то появился страх.
Поняла, что перешла грань, что не справится сейчас со мной.
Затихла. Молча смотрела мне в глаза, пытаясь как-то мысленно меня
остановить.
Но нет. Сейчас я выбью из нее эту
дурь. Не хочет любить- не надо. Будет секс без любви. Главное ее
тело будет подо мной, ее губы будут на моем члене, ее стоны
наполнят комнату.
Я бросил ее на кровать. В своей
порванной футболке небесно-голубого цвета и коротких домашних
шортиках она была совсем девочкой. Хотя, черт, какая к черту
девочка! Женщина, взрослая, познавшая мужчин, напичканная чужой
спермой. Взрослая женщина. Моя.
Я сжимал ее крепко, осознанно
причиняя еще больше боли. Я был на грани, хотелось переломать ее
ребра, вырвать волосы, перебить пальцы, оставить следы своих рук на
каждом сантиметре ее тела.
