РЕКВИЕМ ПО ВЕЛИКОЙ ЭПОХЕ ПИШУЩИХ МАШИНОК
Еще в начале нашего века, включая его первое пятилетие, все крупнейшие издательства, редакции известных журналов и газет охотно принимали от авторов рукописи в машинописном виде.
Но затем как-то незаметно наступил непродолжительный период «междуцарствия».
Миллионы пишущих машинок еще стучали деловито по всей стране, но молодая, дерзкая, множившаяся день ото дня, победоносная армия компьютерной техники уже проводила повсеместно ползучую экспансию.
Вот и в нашем славном городе на Неве многие офисы, даже небольшие, практически в одночасье перешли на современную оргтехнику. Пишущие машинки списывались оптом, сотрудникам предлагали забирать их в личное пользование, причем совершенно бесплатно. Но желающих находилось мало.
Был даже такой краткий период, когда на площадках возле мусорных контейнеров по утрам можно было узреть вполне исправную, а то и новехонькую пишущую машинку.
Петербургские журналисты и литераторы в массовом порядке меняли ориентацию, выбирая электронный набор текстов.
Меня тоже всё настырнее донимала мысль о покупке компьютера, но поскольку редакции, с которыми я сотрудничал, по-прежнему принимали к рассмотрению машинописные оригиналы, то я не торопился расставаться со своей портативной машинкой производства ГДР «Консул», которая верой и правдой служила мне на протяжении добрых пятнадцати лет.
Но вот однажды на ее валике появились микротрещины, которые постепенно расширялись, превращаясь в выбоины, отчего страница с отпечатанным текстом выглядела «полуслепой».
Как быть?
И тут мне вспомнилось, что пару-тройку лет назад, проходя случайно по Большому Казачьему переулку, я увидел на фасаде одного из зданий, выше уровня витрин и парадной двери, широко вытянувшуюся надпись, составленную из крупных черных букв, прикрепленных по отдельности к стене: «Ремонт пишущих машинок».
Да, но уцелела ли эта мастерская в яростном вихре компьютерных атак?
Я снял валик, аккуратно завернул его в бумагу и отправился на разведку.
К моей несказанной радости, бюро ремонта функционировало в нормальном режиме.
Судя по обилию частично разобранных машинок разнообразнейших моделей, что громоздились на рабочих столах и полках, недостатка в клиентах здесь не испытывали.
Старый мастер кивнул мне, как доброму знакомому:
– Что у вас?
Я объяснил, достав из портфеля приготовленный сверток.
Он повертел валик в руках. В его манерах чувствовался профессионал высшей категории.
– Хорошая машинка, этот «Консул», – сказал он. – Надежная и долговечная. Если, конечно, смазывать ее регулярно, чего многие владельцы не делают. – (Камешек в мой огород.) – Но валик – ее слабое место. Рано или поздно начинает рассыпаться… – Он снова повертел деталь в руках. – Ладно, что-нибудь придумаем…
– Не боитесь остаться без работы? – спросил я перед тем, как попрощаться.
– Чего бы это вдруг? – ответил он с оптимизмом умельца, не желавшего признавать, что его профессия уже перешла в разряд отмирающих. – В нашем городе есть люди, и их, поверьте, немало, которые ни при каких обстоятельствах не расстанутся со своей пишущей машинкой. Извольте убедиться… – красноречивым жестом он обвел рабочие столы.
– Удачи вам!
Через несколько дней я забрал заказ.
Валик служил мне исправно еще несколько месяцев, до той поры, когда, наконец, я всё же решился перейти на компьютерный набор.
Машинку убрал в футляр, а тот пристроил в дальний угол чулана (в коем мой «Консул» хранится и поныне, как некий рудимент прошлого).
В последующем я нет-нет, да и сворачивал в Большой Казачий переулок. Старый дока оказался неважным пророком. Мастерская уже закрылась, в ее витринах красовалась реклама, предлагавшая сервис по части компьютерной техники, но вверху по-прежнему зазывно темнел четкий ряд букв, выстроившихся в слова, которые заключали в себе некую магию, понятную журналистам и литераторам моего поколения, сформировавшимся во времена безраздельного господства пишущих машинок. Я невольно замедлял шаг, размышляя о той неотвратимости, с которой старое безжалостно вытесняется новым.
