Милый провинциальный посёлок. Откуда-то из зелени садов здесь до
вашего слуха донесутся и трель соловья, и перелив гармошки. По
улице корова с достоинством пройдёт мимо и не обратит на вас
никакого внимания. Как будто вы – пустое место. Даже обидно. Но не
расстраивайтесь. Встречные сельчане обязательно осмотрят вас с
приветливым любопытством. С ног до головы. И даже оглянутся
вслед.
Милый народ, милые сады, милые дома, милые крыши среди зелени,
милые переливы гармошки над всем этим.
Но что это? Откуда-то с нарастающим жужжанием приближается и
вырастает в размерах очень знакомое насекомое. Батюшки, да это же
зелёная, блестящая муха! На секунду она занимает всё пространство
перед глазами, делает разворот над посёлком и улетает, словно
бы обещая нам забавную, а может быть и поучительную историю под
названием
МУХА, или ШВЕДСКИЙ
БРАК ПО-РУССКИ
На маленьком базарчике Люба, приятная женщина лет сорока-сорока
двух, покупала свежее молоко у местной бабы.
- А Вы знаете, мне название посёлка сразу понравилось, как-то
звучит приятно – Шведино. Шве-ди-но.
- Конечно, - согласилась баба. – Не Просянка какая-нибудь.
- Но как же вы здесь себя величаете? Не шведы же?
- Не шведы, - с улыбкой согласилась баба, наливая Любе молоко. –
Ими здеся и не пахло.
- Тогда как?
- Угадай.
- Шведцы? Шведяне? Шведчане?
- Да шведянские мы! – засмеялась баба. – И ты теперь шведянская. И
муж твой теперь шведянский. Привыкайте. Вы ж напротив Вали
Ситниковой дом купили?
- Да. Вы знаете Валю?
- Тута все знают - и друг друга, и друг про друга. Кто, где, с кем,
когда и как. Не скроешься ни за занавеской, ни под одеялом. А
почему ж из города уехали?
Но Любе не хотелось обсуждать эту непростую для неё тему.
- Так… обстоятельства разные… Мужа сюда на работу
перевели.
- А-а – протянула баба неопределенно… - Ну, ты за Валентину
держись. Она неплохая.
- Мы уже даже немножко сдружились.
Баба одобрительно кивнула:
- И Петя у неё хороший. Хозяйственный, не пьёт. Твой-то
пьёт?
- Нет, что Вы!... Спасибо Вам.
Взяв банку с молоком, Люба кивнула бабе в знак благодарности и
пошла дальше.
- Дак уже счастье большое! – крикнула ей баба вслед.
Люба не поняла, обернулась:
- Что большое?
- Что мужики не пьют. Таких беречь надо, на руках носить.
- Вот как? – сказала Люба. – А я всё жду, когда мой Вася меня на
руках носить станет. Уже и сын – студент. Дождусь ли,
неизвестно.
- А ты помудрей, да поласковей. Может, и дождёшься.
И уже совсем тихо добавила:
- Если повезет. Мужики – это ж такая порода… Неисправимая!
На втором этаже неказистого поселкового здания, через окно своего
кабинета, сорокалетний с гаком Вася (но для подчинённых,
разумеется, Василий Сергеевич) наблюдал за движением пышнотелых
местных особ по сельской улице. Писаным красавцем Василия мы не
назвали бы, и всё же было в нём, высоком и не слишком широкоплечем,
что-то слегка утончённое, что заметно отличало его от коренастых
поселковых мужиков. Особенно, когда Вася надевал шляпу. Но сейчас
ему было не до неё. Взволнованный, он вытирал рукой пот со лба.
Потому что в этот момент на улице, как раз напротив его окна,
встретились и разговорились две дородные селянки. Были они,
конечно, одетыми, но Васе вдруг на секунду почему-то представились
полуобнажёнными, в роскошных пеньюарах, да мало того – они ещё и
ручками махали ему в окошко. Потом вдруг стали грациозно перед ним
танцевать. И Васе даже чудились их зазывные голоса:
- Как скучно и однообразно ты живёшь, Василий Сергеевич!
- Старые обиды и мелкие дрязги с супругой.
- А ведь тебе уже за сорок.
- Ты всё, что мог, уже сделал для близких.
- Не пора ли заняться собой?
