– Русская шлюха! – с акцентом, но на русском языке, вопил под балконом Жак.
Его гневная речь была адресована мне. Мог бы не утруждаться и орать на родном языке. Французский я знала теперь отлично. Я методично вынимала из шкафа Алонсе вещи парня и скидывала ему их с балкона вниз. Вот, кажется, последние, подумала я о красивых шёлковых рубашках, сгребая их в кучу вместе с плечиками, на которых они висели. Я сбросила вниз ворох цветастой одежды и посмотрела на беснующегося внизу Жака. Друг от друга нас отделяли два этажа огромного загородного дома моего покойного мужа и охранник, стоящий внизу и зорко следящий за всем происходящим.
Было раннее утро. Солнце ласково перебирало макушки деревьев в саду, ветерок трепал мои волосы, норовя сорвать с моей головы чёрный траурный платок. Прекрасный день, чтобы выставить вон этого ублюдка.
Жак выборочно подобрал с земли свои дорогущие пидорские шмотки и небрежно столкал их в свой небольшой чемодан. Затем, застегнул его, оставив остальные вещи лежать на земле. Он отошёл от пёстрой кучи на пару шагов и вскинул голову вверх. С высоты второго этажа мне было прекрасно видно злобное выражение его лица.
– Я найду тебя, тварь, куда бы ты ни уехала! – пригрозил мне Жак. – И, так же как ты, отниму у тебя самое дорогое, что есть в твоей жизни!
Я ничего не ответила, высокомерно вскинув голову, и смерила фигуру парня презрительным взглядом, чувствуя, как по спине пробежал предательский холодок страха.
Жак Морель был настоящим красавцем: высокий, литой, широкоплечий, обладающий элегантной грацией, как и Алонсе, темные вьющиеся волосы, безупречная кожа оливкового цвета, большие зелёные глаза, невероятного оттенка, почти изумрудного. Я могла бы привести ещё много восхитительных эпитетов в его адрес, если бы мне не так сильно хотелось плюнуть в его рожу. Я воздержалась только потому, что с такого расстояния процент вероятности попадания был слишком мал. Морель был наглым и дерзким любовником моего покойного мужа, за что и был безжалостно выставлен из дома, принадлежавшего теперь мне. Я искренне надеялась, что в данный момент он понимал, как было глупо соревноваться в наглости и дерзости со мной.
Я продолжала стоять, величественно облокотившись на перила, провожая глазами Жака, волочившего по земле чемодан, в сторону ворот, пока охранник не закрыл их за его спиной. Взглянув еще раз на ворох тряпья, который раздувал по двору ветер, я вернулась в дом.
Закрывшись в спальне, я подошла к огромному зеркалу, висевшему на стене. Сдёрнув с головы дурацкий лицемерный платок, я отбросила его в сторону, рассматривая с пристрастием свой заживающий левый глаз. Опухоль спала, уступая место бардовому синяку. Я знала, что вскоре он станет синим, затем жёлто-зелёным, а потом всё пройдёт. Через пару недель я смогу снова делать макияж. А вот тонкий шрам, от рассечённой брови, захватывающий частично щёку останется навсегда.
В дверь постучали. Я подняла с пола платок и наспех повязала его снова на голову.
– Да-да! – крикнула я.
Дверь приоткрылась и вошла горничная Розита.
– Мадам, к вам месье Робер, – не глядя на меня, произнесла девушка.
После того, как я со скандалом вышвырнула экономку Алонсе. Прислуга относилась ко мне с опаской.
– Пригласи его в кабинет месье Вирьена. Я сейчас спущусь, – холодным тоном распорядилась я.
– Что прикажете сделать с одеждой месьё Мореля?
– Всё, что хотите, – ответила я, мне было всё равно.
Розита тут же молчаливо и тихо удалилась, снова оставив меня одну. Я не ждала Робера так скоро, поэтому не была готова к разговору с ним. Он был поверенным Алонсе. Вероятно, он хотел поговорить о его наследстве. Можно было сослаться на плохое самочувствие и встретиться с ним в другой день, но мне хотелось поскорее закончить все дела во Франции и вернуться домой.
