Я училась в десятилетке при консерватории – школе для детей, которые планировали стать музыкантами (или этого хотели их родители). Именно поэтому все школьные годы (а я пошла в подготовительный класс в четыре года) прошли в окружении мамаш, вечно обсуждающих: «А вы слышали, Маша играет инвенцию, и это в четвертом-то классе!», амбициозных педагогов, не стесняющихся жестких выражений и методов преподавания, и невероятно способных детей, которые считали, что самый страшный день их жизни настанет, если их выгонят из школы и они не станут музыкантами.
Конечно, такими были не все. Я очень благодарна своей школе, и во многом именно потому, что в ней, как и в любой системе, были исключения. Вспоминая о годах обучения, в первую очередь я представляю чудесную учительницу по литературе, педагога по истории мировой культуры, свою самую первую учительницу по сольфеджио и фортепиано и многих других педагогов, которые были настоящими наставниками, за которыми хотелось идти. Конечно, в памяти не сохранились все детали их рассказов, но помнится прекрасная атмосфера, царящая у них в классах.
Мои родители отличались от других (да, так считают все дети, но поверьте мне) тем, что никогда не хотели, чтобы из меня во что бы то ни стало получился музыкант, хотя и отдали меня в школу при консерватории именно потому, что сами были тесно связаны с музыкой. Это отсутствие ожиданий снимало с меня огромный груз, который, как дамоклов меч, висит над многими другими детьми.
Поймите меня правильно. Моя мама – профессор консерватории, и, разумеется, ей казалось (и кажется), что музыкант – лучшая профессия из существующих. Да и наши домашние занятия нередко превращались в поле битвы – обычное дело для музыкантов и их детей, – особенно когда я восклицала: «Зачем мне этот чертов басовый ключ?» Тем не менее я всегда знала: если получу два и меня выгонят из школы, мир не рухнет.
Осознание того, что меня будут любить и с тройкой по сольфеджио (признаюсь, нередкая для меня оценка), и если чьи-то мамы будут обсуждать только меня, провалившую четвертной экзамен по гаммам, возможно, и стало главной причиной того, что сейчас, спустя ровно десять лет после окончания школы, я пишу эту (уже вторую) книгу, являясь лауреатом международных конкурсов и получая третье высшее музыкальное образование.
Вспоминаю занятия с моим главным педагогом – Мариной Вениаминовной Вольф, очень известной, воспитавшей множество потрясающих музыкантов. Не буду лукавить, Марина Вениаминовна вовсе не была мягким преподавателем: ноты летели из класса, меня нередко называли «кровопийцей». Но если спросить, есть ли у меня травма музыкальной школы, то отвечу: скорее, нет. И эта книга содержит ответ, почему так получилось, несмотря на способствующие этому условия.
Кстати, о книжках. Однажды на уроке, когда в очередной раз я никак не могла понять, почему, играя гамму, нужно обязательно подворачивать первый палец, а не, например, третий, Марина Вениаминовна повернулась к маме и сказала: «Олечка, вы, главное, не переживайте. Возможно, Наташа никогда не получит пять за гаммы (как в воду глядела) и не выиграет Конкурс Чайковского, – в этот момент в ее глазах явно читалось: „Вероятнее всего“, – но совершенно точно она найдет то, чем будет заниматься с удовольствием. Кто знает, может быть, она вообще будет писательницей!»