– …На той же кочке подпрыгнул и автобус…
– Механик три тысячи седьмого, ответьте Гаёвке! – в ночной темноте кабины поездного тепловоза, надрывно тянущего состав с углём прямо на висящую низко над рельсами огромную полную луну, пронзительно пропищав сигналом вызова, молодым женским голосом перебила в клочья изжевавшего фильтр сигареты помощника машиниста рация.
– Это не Жанка, – пожилой машинист перевёл взгляд с горящих в лунном свете, как две раскалённые добела струны, рельс на взволнованного рассказом помощника, – или мне кажется? Ответь ей.
Помощник наклонился и взял трубку рации:
– Пятьсот девяносто, Зуев, слушаю.
– Механик, диспетчер спрашивает: без толкача проскочим?
– Проскочим? – помощник посмотрел на машиниста. Тот покачал головой:
– Скажи, что нет.
– Нет, – выдохнул в трубку помощник, – тяжело. Фёдорович, включайте коды.
– Рано, включу за переездом. Точно не Жанка, – машинист улыбнулся, – вечно я их путаю. Это баба Тамара, ей уже на пенсию скоро, а голос как у девушки. И сама ещё ничего.
– Диспетчер думал, что вы без толкача проскочите, – потрещав песком атмосферных разрядов, голосом девушки сказала рация.
– А ну дай мне, – машинист взял трубку. – Тамара!
– Да, Фёдорович, я слушаю!
– Если б твой диспетчер действительно думал, то толкач уже на станции стоял бы и ждал. У меня пятьсот тонн лишних.
– Ну и что? У Хащенко семьсот лишних было, но он поехал. Я ему номер толкача сказала, он в маршрут записал и поехал. И Добрецов поехал, и Перегняк…
– Во попривыкали, – качнул головой машинист и нажал тангенту. – Тамара, норма – две восемьсот, а у меня три триста тонн с гаком. Мне три года до пенсии осталось, и жечь тяговые двигатели из-за дурака-диспетчера я не буду. Так ему и скажи.
– Чего жечь, не погорят, все ездят, – трещала рация, – у Хащенко же не сгорели.
– И что он заработал, этот Хащенко? Ничего! А если б погорели, какой бы у него геморрой был? То-то! Скажи, что нужен толкач.
– Механик, на третий путь с остановкой, – после недолгой паузы сказала недовольная рация, – и ждём толкача. Если не проскочим сейчас, то ждём долго. Сперва пропускаем чётный, потом дизель, потом ещё один чётный, а потом приму толкач. Фёдорович, диспетчер не доволен.
– А кто там сегодня?
– Мухина.
– Понятно. Скажи, пусть в журнале приказ запишет, а мне номер скажешь. Как запишет, так и поедем.
– Какой приказ?
– На следование без толкача.
– Фёдорович, ты что, смеёшься?
– Нет. Просто плакать потом не хочу.
Рация запищала сигналом вызова, и далёкое сопрано сквозь треск помех пропело:
– Механик толкача по пятому пути, я – Семёновка, ответьте!
Тишина.
– Механик толкача, я Семёновка, ответьте!
– Слушаю, – после довольно продолжительной паузы сонным баритоном отозвался «толкач».
– Что, спите?
– У вас поспишь с такими стрелочницами.
– О, это Обморок Олег сегодня на толкаче, – прислушавшись, сказал машинист, – со мной помощником ездил. Бабник, каких свет не видел. Небось опять вагонниц щупал. Есть там одна такая, что у-ух! Разведёнка…
– Он сказал, стрелочниц.
– Ему всё равно.
– Механик, подкинете зерновозы под элеватор – и резервом на Гаёвку. На элеватор маршрут готов, – без выражения пело сопрано Семёновки.
– А составитель? – сонно баритонил в ответ Обморок.
– Составитель на хвосте. И ещё подвинете им цистерну с мазутом, хорошо?
– И всё?
– Не поняла!
– И всё, спрашиваю?
– Ну, там ещё думпкары по тупичку заберёте и пару «больных» на депо поставите, составитель знает.
– Как обычно. А нахрена они мне нужны, думпкары ваши? У вас свой маневровый есть, а я – толкач!
– Диспетчер сказал. А какие ко мне вопросы? И тюремную бочку из-под воды откинете на шестую, понятно? А потом по седьмой заберёте порожняк на Гаёвку, там вас ждёт поезд. Поняли?
