Введение. Язык определяет сознание?
Быть названным – одна из первых лингвистических травм человека.
Джудит Батлер
Захватывающая речь: Политика перформативности.[1]
Я так люблю этот пример, что начну прямо с него – это ясная и красивая иллюстрация идеи о том, что язык определяет сознание. В фантастическом фильме Arrival («Прибытие») 2016 года на Землю прилетают инопланетяне, имеющие вид гигантских кальмарообразных существ, и лингвистка Луиза Бэнкс в исполнении Эми Адамс весь фильм пытается расшифровать их язык. Язык у них странный и красивый – из своих щупалец гектаподы, как называют их земляне, выпрыскивают на стеклянную перегородку чернила и рисуют ими подобия круглых иероглифов, не похожих ни на какую земную письменность. Луиза, естественно, постепенно расшифровывает их язык и начинает с ними общаться. Оказывается, что в языке гептаподов нет категорий времени, и прошлое, настоящее и будущее для них существуют одновременно. Чем больше Луиза общается с ними, тем более странные вещи начинают происходить с ней самой: постепенно ее сознание перестраивается и она начинает видеть будущее как прошлое. Луиза навсегда перестанет быть прежней: изучив язык, в котором время – это еще одно измерение, она начинает воспринимать реальность по-другому. И, уже зная, что произойдет с ней и ее еще не рожденным ребенком в будущем, осознанно идет к этому будущему, которое уже случилось с ней в прошлом.
Насколько язык и правда определяет сознание, споры ведутся до сих пор. Гипотеза Сепира-Уорфа, предполагающая, что структура языка влияет на мировосприятие и воззрение его носителей, а также на их способ мышления, остается гипотезой до сих пор, а сторонники ее мягкой версии (теории лингвистического релятивизма, по которой язык лишь в определенной степени влияет на мышление) по-прежнему спорят с адептами ее строгой версии (теории лингвистического детерминизма, где язык полностью определяет мышление). Но я не буду вдаваться в лингвистическую философию, а остановлюсь на том, что определенная корреляция между языком и мышлением существует, а какова ее степень, каждый для себя решает сам.
«Рассматриваем ли мы язык как зеркало нашей действительности? Тогда, посмотрев в зеркало, мы можем увидеть и оценить ее, в частности, оценить уровень равноправия женщин и мужчин. И да, в этом случае мы не всегда будем довольны результатом, – пишет лингвист Максим Кронгауз в своей недавней статье на сайте агентства ТАСС. – Или язык для нас – инструмент воздействия на мир и мы сначала меняем язык в надежде повлиять на действительность? Тут, конечно, разные люди и даже разные социальные группы дадут разные ответы. Скажем, ученые и любители русского языка предпочтут первый ответ, а активисты и ревнители справедливости – второй. Язык сегодня стал пространством борьбы или полем битвы, как кому больше нравится»[2].
«Каждый человек склонен переоценивать значимость того, что он делает. Интеллектуалы производят дискурс, поэтому им (нам) приятно думать, что язык определяет реальность, – говорит профессор Оксфордского университета и МВШСЭН (Шанинки), специалист в области истории российской культуры и интеллектуальной истории Андрей Зорин в интервью порталу Colta.ru.
Никакому здравомыслящему обывателю такая странная мысль в голову не придет: человек по собственному опыту знает, что язык описывает реальность или относительно прилично, и тогда ты с грехом пополам сможешь в ней ориентироваться, или вовсе плохо, и тогда ты, скорее всего, пропадешь. Нынешние левые интеллектуалы, напротив, приписывают языку магическую силу, и потому склонны репрессировать за слова и высказывания, обставлять речь бесчисленными табу и предписаниями. В этой модели мира какие-то слова сами по себе порождают социальное зло – а значит, и они, и те, кто их произносит, подлежат запрету и остракизму».
