Прощальный бал. Перевод Р. Джангужина
Рыжик. Перевод Г. Шангитбавевой
Свадьба в ноябре. Перевод Г. Шангитбаевой
Потомок Ходжи Насреддина. Перевод О. Слободчикова
Свидание. Перевод О. Слободчикова
Акиин. Перевод О. Слободчикова
Есеке. Перевод О. Слободчикова
День учителя. Перевод О. Слободчикова
Семя. Перевод Р. Токбергенова
Отчая земля. Перевод Р. Джангужина
На чужом пиру. Перевод А. Утегенова
Гость. Перевод Е. Кузьминой
Зимние каникулы. Перевод Б. Какенова
Куст полыни на вершине Коныртау. Перевод Б. Какенова
Разлука. Перевод Г. Шангитбаевой
«Эх, Россия!..». Перевод А. Утегенова
Раздели мою печаль. Перевод А. Утегенова
Медная сайга. Перевод С. Сокпакбаевой
Калкаш. Перевод С. Сокпакбаевой
Рабига. Перевод С. Слободчикова
Под синим небом, над зеленой лужайкой. Перевод А. Жаксылыкова.
Осенний романс. Перевод А. Утегенова
Ночь прозрения. Перевод А. Утегенова
Отвести душу… по-казахски. Перевод А. Жаксылыкова
Нураш стоял во дворе большого и красивого дома. Двор был чисто выметен и полит от силы часа два-три назад, и он, любуясь чистотой и порядком, все никак не мог наглядеться. Да, здесь не было той духоты, что царила в квартире. Не было того шума и суеты, что сопутствуют всякой вечеринке, которая проедает уши и изматывает до изнеможения. Стояла умиротворенная тишина. Лишь белоногие тополя, окружившие двор, тихо шелестели темно-зеленой листвой, не нарушая тишину. Вечерний ветерок доносил из палисадника аромат сопревшего сена и серебристого тростника. Сверкающее мириадами звезд бездонное небо так же молчаливо и чисто, как этот ласковый июньский вечер. Изредка стрекочут кузнечики, слышится чем-то встревоженный, неугомонный галдеж лягушек у арыка.
Нураш с наслаждением потянулся. Новенький, специально сшитый к выпускному вечеру костюм слегка давил в груди, и он, сняв пиджак, аккуратно повесил его на веточку тополя.
Сегодня здесь праздник. Вечер выпусников школы. Прощальный бал… Музыка плавно льется из открытых окон дома. Какой-то юноша поет задушевную лирическую песню. Временами доносятся всплески хохота, которым дружно разражаются участники праздничного застолья.
Затем кто-то подошел к радиоле и оборвал песню на полуслове. Как будто по чьей-то указке шум и галдеж вдруг разом прекратились.
«Видно, кто-то собрался держать реч…». Нураш вслушался. Кто-то с шумом поднялся с места, громыхнув стулом. Наверное, кто-то из взрослых.
«Хмм…» – произнес, прочищая голос, собравшийся держать тост.
«Товарищий!.. Хмм…».
«А-а! Так ведь это же отец Саламата. Ох, и забавные люди эти взрослые. Что же они, никогда тостов не произносили, что ли?..».
– Да, товарищи!.. – «Теперь, похоже, наконец-то заговорит – голос обрел уверенность…».
– Думаю, что всем вам известен повод, благодаря которому все мы собрались сегодня здесь…
Нураш хмыкнул: «Дальше можно и не слушать. И впрямь забавные люди. А еще говорят про нас, казахов, что мы, якобы, красноречивы, умеем ценить слово. Так где же наше умение говорить. И не один отец Саламата таков. Даже и директор наш. Каждый раз, когда открывает собрание, вот также мнется, силясь отыскать слово…».
Из дома раздался дружный, веселый смех, который все никак не мог угомониться. Нураш теперь уже отказался от недавнего своего суждения. «Нет, все же силен говоривший. Ведь не зря же все рассмеялись. Конечно же, не зря. Жаль, что не расслышал, что было сказано. Может, это и есть красоречие…».
А между тем в доме вновь зашумели. Лишь звон рюмок доносится до слуха. В это время дверь с резким скрипом распахнулась и из дома вышел кто-то, в строгом костюме и белоснежной рубашке.
