В тот день утро было слишком солнечным и ничего не предвещало
беды. Мы с Джоном собрались в больницу, там узнали пол ребенка.
Мальчик. Это была такая радостная новость. В животе порхали
бабочки, хотелось прыгать от счастья. А потом звонок и просьба
забрать лучшую подругу. Взяла новую машину и поехала за ней. Мы
встретились и поехали домой, но откуда ни возьмись перед нами
появилась встречная машина. Неверно повернутый руль и впереди
неизбежность. Мгновения счатья, перед тем как все тело сковало
страхом, промелькнули перед глазами, а дальше мир погрузился во
тьму.
Кап, кап, кап. Доносилось из
приоткрытой двери в ванную комнату. Как же раздражал этот
надоедливый монотонный звук! Раньше просто бы встала с кровати, да
и закрутила этот ненавистный кран. Но не сейчас. Сейчас я прикована
к постели, которая бесит с каждым днем все больше. Не могу даже
самостоятельно сходить в туалет. Как же ненавижу эту
беспомощность... Эту кровать... Чтоб ей…
Прошлое
– Пап, ты меня больше не любишь?
Почему ты от нас уходишь? – Плакала, вытирая ладошками глаза.
– Конечно, люблю. Так сложилось.
Теперь мы будем жить отдельно, но я буду часто приходить, – говорит
отец, поглаживая по голове.
– Но почему? Почему тебе надо куда-то
уходить?
– Милая, просто мы с твоей мамой
решили, что так будет лучше.
– Но, так не будет лучше, – топаю
ножкой, – не хочу, чтобы ты куда-то уходил!
– Я тоже не хочу уходить, но так
надо. А хочешь в следующий раз, когда приду куплю тебе тот
кукольный домик, о котором ты нам все уши прожужжала?
В предвкушении личико освещается, и
загораются глаза.
– Да, папочка, конечно хочу.
– Тогда, успокойся. Будь хорошей
девочкой, слушайся маму, а я тебе его куплю, – улыбается отец,
целует в лобик. Отходя от меня, смотрит на маму, они обмениваются
непонятными взглядами, а после берет чемодан и уходит.
Поворачиваюсь к маме, она укоризненно смотрит на меня.
– Ну и зачем устраивать истерику? Я
же тебе говорила, что настоящие леди, никогда не просят, а тем
более не канючат, как это делала ты, – говорит поучительно.
– Но мам.
– Так, все ничего не хочу слышать,
иди в свою комнату.
Настоящее
Отец заходит в комнату. На лице
появляется страдальческое выражение. О, нет! Папа, только не это!
Сколько можно меня жалеть? Сама знаю, что все плохо.
– Как ты доченька? – Целует в
лоб.
– Ничего не изменилось с последнего
раза, – говорю равнодушно.
– Я консультировался у одного, очень
известного доктора. Он сказал, что ты скоро сможешь ходить.
– Да ты что! Интересно когда? –
Восклицаю с сарказмом, смотрю на его выражение лица, вселенской
муки, и уже спокойнее говорю. – Пап, понимаешь, я вообще ничего не
чувствую, у меня как будто нет ног.
– Он сказал, немного подождать,
чувствительность должна вернуться. Это психосоматика, стресс. Ты
много перенесла, вот организм и защищается, как может.
– То есть ты утверждаешь, что это
защитная реакция? Я не могу ходить, только из-за того, что психую?
– Повышаю голос, раздражаясь.
– Ну, нет, конечно. Были повреждены
позвонки, но операция прошла успешно, так что это вопрос
времени.
– Но, что если не хочу ждать? Что
если уже хочу выть от вашей опеки? Что если, хочу, чтобы вы не
приходили? – Почти кричу, – раньше ты времени для меня не находил,
только по подаркам можно было понять, что у меня есть отец. А
сейчас, когда никого. Понимаешь, НИКОГО, не хочу видеть. Ты
приходишь со своим этим выражением «безграничной скорби». Сколько
можно пап? Сколько? – замолкаю, переводя дух. – Уходи ладно, –
заканчиваю полушепотом.
– Ладно, ладно, успокойся, –
поглаживает по руке. А после, тяжело вздохнув, продолжает. – Но мы
дали тебе время в больнице. Не трогали… Левика, сколько можно? Пора
перестать себя казнить. Где моя всегда улыбчивая девочка?