1.
На одном из первых занятий на журфаке нас попросили написать портретный очерк о ком-то из однокурсников. Обязательным условием было – составить его так, чтобы сразу не стало понятно, о ком речь. И когда среди прочих преподаватель зачитал на занятии текст о человеке с жесткими на ощупь волосами, принципиальным и «несгибаемым, как карандаш» характером, который до сих пор читает бумажные газеты, я понял, что это про меня. Автором очерка была Алина – староста нашей группы, светловолосая миловидная девушка с голубыми глазами. На лекциях она обычно садилась позади меня и трогала мои волосы, и я не придавал этому никакого значения. До этого момента.
После моих последних отношений, которые закончились депрессией, запоем и походами к психотерапевту, прошло больше года, и я по-прежнему был один. Думаю, что поэтому внимание Алины и ее легкий флирт в универе так задели меня за живое. Я отчаянно нуждался в любви, и мозг уцепился за первую же соломинку, которую увидел, не сильно раздумывая, соломинка это или случайно упавшая рядом ветка.
Быстро вспомнив, что у Алины есть парень, я понял: у меня нет шансов. Ну, или почти нет. Он учился в Питере и приезжал только на каникулы, а я виделся с ней пять дней в неделю. Но механизм был уже запущен, и вместе с мыслью о заведомом поражении появилось ставшее уже привычным желание нажраться. Поэтому на следующий день я опоздал с похмелья на пару по фотоделу, а в рюкзаке лежала бутылка недопитого «бэлса». По странному стечению обстоятельств Алину угораздило прийти ровно тогда же, и до аудитории мы бежали уже вместе.
– Давай сядем тут, – сказала она, указав на пустовавшую первую парту, словно так и планировалось. Словно я ее подружка.
Я принял предложение, но быстро пожалел об этом, ведь время от времени в ходе занятия стал замечать боковым зрением на себе ее взгляд. Даже тогда, когда она не смотрела, а просто ложилась на парту, рассыпая по ней свои длинные волосы. Каждое такое наблюдение прожигало изнутри, превращалось в паранойю. Я чувствовал, будто меня истыкали тысячью мелких ножичков в грудь, к горлу подкатывала тошнота, и не мог думать ни о чем, кроме выпивки, лежавшей в рюкзаке. Видимо, мои ощущения немного выдавало выражение лица.
– Ты чего такой серьезный? – улыбнувшись, спросила Алина.
– А тебе что? – очень грубо ответил я.
– Да, так, ничего… – Последовала вполне логичная реакция, и до конца занятия мы просидели молча.
Не секрет, что на журфаках и филфаках, как правило, пацанов можно пересчитать по пальцам. Иногда, одной руки. В этом смысле мне повезло, и со мной в группе оказался еще один парень по имени Паша – крупный, одевавшийся в просторные худи и зауженные темные джинсы. С момента знакомства на подготовительных курсах по журналистике я понял, что мы подружимся: он так же был увлечен политикой, хорошо разбирался в истории, играл в видеоигры и мог поддержать почти любой разговор. Так и случилось, и если бы не он, то ей богу, я бы сошел с ума в коллективе из тринадцати девушек.
После звонка я предложил Паше взять кофе в столовке. Шедшая рядом Алина бурно изъявила желание пойти с нами. Я холодно ответил что-то вроде: «Ну ладно». Мы взяли у буфетчицы пакетики растворимого и залили его горячей водой из кипятильника, стоявшего рядом на столике. Однако цель моего похода была вовсе не в кофе, и Паша об этом догадался. Поэтому, когда одногруппницы с Алиной уселись за стол, мы быстро их покинули и направились в туалет, где в одной из кабинок я подлил в напиток вчерашнего вискаря. Принял еще немного чистым, затем отпил вместе с кофе. Почувствовал тошноту и приятное тепло, разлившееся по телу. Когда алкоголь подействовал, мне сделалось гораздо лучше, и я смог без проблем сдать чтение по английскому на зачет и написать коллоквиум по литературе.
