Часть I. На пристани в тысяча девятьсот сороковом
Порт Кенгарден в небольшом городке на юге Норвегии в этот день оживился. Если ранее пристани пустовали всю неделю, а рабочие дожидались субботы, чтобы отсиживать на своих постах не бесцельные восемь часов, то сегодня, в четверг, двадцать пятого января тысяча девятьсот сорокового года, отходили сразу три рейса. И служащая порта, мисс Жанна Фолл, в очередной раз надраивая пристань мыльной щёткой, рассказывала каждому встречному о том, что таких будних дней прежде не бывало.
– А кто уходит-то? – спросила, выйдя в полдень на перекур, работница портового буфета Оливия. – А то слышу: трещишь о трёх рейсах с самого утра. Сказала бы, в чью честь, наконец, доски моешь.
– В твою, пташечка, в твою! – сострила Жанна, поднимая на собеседницу зелёные глаза. – Дашь прикурить?
– Вредно. – Ответила Оливия, но сигаретой и зажигалкой поделилась. – Так кто плывёт?
– Мистер Бен Боттом на «Гринче», – Жанна ухватила ловкими пальцами сигарету и подожгла её. – И мистер Жерар, фамилию подзабыла, на «Новолунии». Третьего не запомнила.
– А что за корабль?
– «Зимний пик» называется. Новый. Больше ничего не слышала. Отчаливает первым, в два пятнадцать.
– И всё равно полдня не работаешь.
– Переплюнь! Слава Вселенной, что вообще плывут. А то насиживаешь, намываешь тут практически без дела шесть дней в неделю. Так хоть на корабли посмотреть!
– Да-а, – протянула Оливия, выпуская тонкую струйку дыма. – Я вон тоже до выходных скучаю. Для кого пирожные и сыр возят, скажи мне?
– Круизы – наше спасение. Так бы и померли со скуки. – Согласилась Жанна. Она с чувством стряхнула пепел в ближайшую мусорку и, перегнувшись через перила пирса, всмотрелась в водную гладь. – А море-то холодное. Куда вот зимой плыть?
– Им надо.
– Странные.
Обменявшись ещё парой несодержательных реплик, женщины выбросили окурки и приземлились на скамейку, откуда открывался завораживающий вид на Скагеррак (* – пролив между норвежским побережьем Скандинавского полуострова и полуостровом Ютландия, соединяющий Северное море с Балтийским морем. Один из самых загруженных судоходных маршрутов в мире).
Жанна поёжилась, запахивая пальто цвета кофейной гущи, и сказала:
– А всё равно, интересно: куда они всё время плывут?
– Прыгни к ним на судно и узнаешь, – хмыкнула Оливия и достала из кармана свёрток. – Будешь булку с маслом и сыром? Наверняка, оголодала.
– Спасибо, пташечка, но мне пока не до масла с сыром. Провожу первый рейс и загляну. Нарежешь для меня перчики?
– Нарежу.
– Вот и договорились. А я тебе кофе принесу: у меня в будке целая банка.
– Это откуда ещё?
Глаза Жанны загадочно сверкнули.
– Гость с последнего воскресного круиза подарил. Важный, в бежевом костюме и шляпе. Сказал, не жалко.
– Кокетничала?
– Самую малость.
– Эх, Жанна, – Оливия завистливо вздохнула. – Твои зелёные глаза кого угодно с ног собьют. И будет тебе и кофе, и чай из Индии, и шоколад советский…
– Ну, уж про Индию не говори. – С сожалением протянула Жанна. – Туда из нашего порта даже серьёзные рейсы не ходят.
– А куда ходят?
– Да никуда. В этом и грусть. «Гринч» сегодня отплывает в Данию, «Новолуние» – на острова близь Англии. Третий – забыла, куда. Погляжу в книге. На этом всё. А я уже от этих датских блюд и мехов устала.
– Не жадничай, – посоветовала Оливия. – А то и без них останешься.
– Ты права. Надо радоваться тому, что есть.
– Пойду я, – Оливия встала и засеменила к буфету. – Если на третьем корабле симпатичного капитана увидишь, ты меня окликни. Погляжу хоть.
– Хорошо, пташечка.
Жанна вновь взялась за щётку и, окунув её в ведро, щедро натёрла мылом и наклонилась, чтобы продолжить работу. Полуденное солнце опустило лучи на её загорелую кожу, и, несмотря на морозную погоду, настроение у женщины ещё больше приподнялось. Она принялась возить щёткой по пристани, напевая себе под нос:
