Что нас ждёт впереди? На каком перекрёстке вселенной
Я судьбу изменю, поменяв и расчёт и расклад?
И отринув всё то, что когда-то считал несомненным,
Я вслепую навстречу судьбе полечу наугад.
Он летел в черноте космоса. Черный параллелепипед, словно вырезанный из куска неизвестного минерала такой черноты, что свет ближайших звёзд не отражался, а, словно впитывался гладкими, полированными гранями. Ещё недавно его мотало в страшном фотонном шторме в растянутом мире подпространства сразу между двумя червоточинами и стегало ливнем нейтрино так, что весь корпус ходил ходуном. Уходя от сметающего всё на своём пути огромного вала ионизирующего излучения, он совершенно случайно выскочил в точку совмещения нескольких временных потоков. Потом его закрутило и выбросило сюда, в эту часть вселенной. Где он и когда он, его это не интересовало. Как не интересовало то, что один член экипажа был ещё жив.
Когда медицинский модуль доложил о том, что экипаж не выдержал перегрузок в захваченном фотонным шквалом корабле и признаки жизни подаёт только авторизированный капитан, он приказал ему провести экстренные реанимационные мероприятия. Не из жалости, сострадания или человеколюбия, нет. Просто это было заложено в программе: бороться за жизнь экипажа. Но, после того, как модуль доложил о том, что повреждения капитана не совместимы с жизнью и его смерть, это только вопрос времени, искусственный интеллект потерял к выжившему всякий интерес.
Сейчас он терпеливо ждал, когда последний человек умрёт, чтобы потом, следуя программе, найти планету, пригодную для жизни гуманоидных форм и, спрятавшись понадёжнее, законсервироваться и ждать. Просто ждать, сколько бы ни прошло времени. Когда-нибудь его должны были найти. А пока он неспешно собирал данные, поступающие с зондов и датчиков, выискивая в окружающем его космосе подходящее место для посадки. Медицинский модуль, наконец, сообщил о том, что последний член экипажа прекратил свою жизнедеятельность, и искусственный интеллект приступил к обработке данных. Пора было готовиться к консервации.
Подходящая звёздная система нашлась неподалёку. Уверенно преодолев пояс астероидов, он поплыл к третьей от звезды планете, на которой, согласно данным, есть все необходимые условия. Посадка вышла вполне штатной, после чего, два бота, выпущенные наружу, создали необходимое внутри базальтового основания давление, вытолкнув наружу заранее рассчитанный кусок скалы. Потом ещё несколько ботов за двое местных суток, идеально совпадающих с бортовым исчислением, оборудовали место консервации глубоко под скалой. Осталось только запечатать вход и устроить вентиляционные выходы, замаскированные под естественные трещины в монолите. Вентиляция была нужна, ведь реактор продолжал работать, хоть и в экономичном режиме. До конца глушить его было нельзя.
Выполнив все регламентные работы, он приступил к консервации всех систем, а потом, когда всё было выполнено, перешёл в спящий режим и принялся ждать. Когда-нибудь его обязательно найдут.
Последний бой был просто кошмарным. После того, как их десантный модуль достиг планеты, то сразу подвергся такому плотному обстрелу плазмой, что половина десантников так и не смогла выбраться на поверхность. Так и сгорели вместе с модулем. Капрал Ленски собрал всех выживших и увёл в небольшую расселину, как нельзя кстати, подвернувшуюся, совсем рядом с местом их последней посадки.
– Быстро, беременные ленивцы! – орал он надсаженным горлом, мучительно кашляя. – Шевелите булками, если хотите прожить еще, хотя бы, пять минут.
Ленски был страшен. Без шлема, который он потерял где-то в первые минуты десантирования, с опаленными волосами, бровями и ресницами, обожжённой щекой, по которой из лопнувшего огромного волдыря стекала сукровица, он сверкал белками глаз на закопчённом лице и размахивал пятикилограммовым штурмовым комплексом, словно лёгкой юнармейской винтовкой из полиамидного пластика.