КУЛИНЧЕНКО ВАДИМ ТИМОФЕЕВИЧ
АТВТОБИОГРАФИЯ, или скорее размышления о прожитых годах.
Родился я 23 декабря 1936 года в городе Острогожске (конкретно тогда слобода Новая Сотня, по улице Ленина д.22, теперь это ул. Освобождения д.66) в семье бондаря, который организовал артель бондарей, а потом перешёл в разряд служащих. До войны мой отец Куличенко (именно так, это особая тема, почему я один в семье остался Кулинченко, хотя мои исследования привели к тому, что моя фамилия истинно подлинная нашего рода) Тимофей Афанасьевич, рождения 1912 года стал председателем профкома Острогожского пищевого комбината. На фронт он ушёл добровольцем – политбойцом, так как был членом партии большевиков (ВКП(б)), где в 1941 году в боях за Ленинград был ранен в голову, пуля прошла навылет через голову. Там при ранении был утерян партбилет (к слову, его нашли поисковики в 1981 году, но отец отказался восстанавливаться в партии из-за бюрократического отношения райкома партии к этому вопросу). После ранения он потерял всю грамотность, шесть месяцев не разговаривал, врачи определили ему срок жизни в один год, а он прожил ещё более сорока. Всю жизнь после освобождения города от оккупации он проработал бондарем на различных предприятиях города. Мама, Анна Леонтьевна, великая труженица, воспитала троих достойных детей. Мой брат Владимир Тимофеевич Куличенко, полковник КГБ, разведчик был резидентом в Берлине в горячие 60-70-е годы прошлого столетия, умер рано, в возрасте 55 лет – настоящие разведчики долго не живут. Сестра Куличенко (Бондарь) Екатерина Тимофеевна, скромная труженица, живёт ныне в Нововоронеже у дочери, но её помнят и сегодня в Острогожском райпотребсоюзе.
Себя я помню с момента оккупации г. Острогожска гитлеровцами (немцами, мадьярами, итальянцами и прочей нечестью) в 1942–1943 годах (читай мой рассказ «Война моего детства»).
В 1943 году в после оккупационном Острогожске меня приняли в первый класс Романовской начальной школы (по улице Прохоренко). Помню, как я шёл в школу в 1-й класс: мама несла стол, а я табурет (это сегодня дети и родители несут цветы, а тогда…). В школах не было никакой мебели, кроме классной доски, поэтому ученики приходили со своими столами и стульями (непременное условие принятия в школу). Тетрадей не хватало, писали на газетах между строк, а вместо чернильниц непроливаек использовались всякие баночки, поэтому кругом были чернильные пятна. (О шариковых ручках тогда никто и не знал. В школах процветала тогда игра в металлические пёрышки для ручек, они были разных форм – с носиками, и без. Помню даже названия некоторых из перьев – «рондо», «скелете» и т. д.).
С нами 7–8 – летними учились и более взрослые дети (14–15 лет). Тогда, чтобы поступить в РУ (ремесленное училище), нужно было иметь начальное образование, о чём выдавалось Свидетельство об окончании 4-х классов. Учились все увлечённо, с верой в будущее…. Сегодня я полностью согласен с мнением моего друга искусствоведа и историка Виктора Листова: «Вадим, ты хорошо знаешь историю и понимаешь, что в истории происходит перманентная постоянная борьба, и даже война. Но есть особые моменты, один из которых достался нам с тобой (Витя с 1939 г.) – это жестокое детство (война) и печальная старость (рыночная экономика)!» Лучше, на мой взгляд, и не скажешь о «детях войны», к которым я отношу и себя.
В 1946–1947 годах, когда я был в 4-м классе и десятилетний возраст требовал отличного питания, в нашем регионе разразился настоящий голод. Мы по ночам с друзьями одногодками ночевали у магазина на Новом базаре (сегодня это пересечение улиц Пушкина и Ленина), тогда там был один продмагазин (здание барачного типа), где отоваривались карточки на хлеб, которого даже по карточкам на всех не хватало. Это теперь там возник целый квартал. А утром, когда привозили хлеб, сварливые бабы старались нас пацанов выбросить из очереди. Толпа во все времена агрессивна к слабым, тем более, когда толпа голодная….
