Резкий луч беспощадного полуденного солнца бил в глаза, не давал сосредоточиться и хорошенько рассмотреть, что делается у обочины. Рычащий черный клубок шерсти катался в пыли, машины притормаживали и объезжали его, кто-то жал на сигнал, кто-то снимал драку на мобильник. Тощий дедок тер ладонью лысину и тряс обрывком поводка, рядом металась грудастая тетенька. Она всхлипывала, кричала что-то неразборчиво, но ее дискант тонул в глухом рычании, переходящем в вой. У бровки тротуара сцепились ризен и ротвейлер, здоровенные откормленные суки бились насмерть, размазывали по асфальту кровь.
– Денис, не надо, – шепот за спиной его не остановил, напротив, заставил торопиться. Еще пара минут и породистые шавки перегрызут друг другу глотки прямо здесь, на глазах у изумленной публики. Что они не поделили, интересно знать? Кто их, сучек, поймет. Но если у хозяев мозгов нет, то чего ждать от собак. Кто ж таких тварей из дома без намордников выводит…
– Пойдем, – его потянули за локоть, но Денис вырвал руку и обернулся.
– Дай-ка, – он осторожно отобрал у Леры сумочку и вытащил маленький цветастый зонтик, – стой здесь, не подходи.
– Денис, вдруг они бешеные, – слова пропали даром, Денис глянул в серые, полные тревоги и страха глаза Леры и отвернулся. Не бешеные, нет, обычные зажравшиеся псины, озверевшие от тоски в замкнутом пространстве квартиры. Вот и развлекаются по-своему, на радость себе и окружающим.
– Пожалуйста, не надо. Пойдем, нас ждут, – все, хватит, этими словами он уже сыт по горло. «Не лезь, не вмешивайся, отойди» – ничего нового, все, как вчера и позавчера, и точно также будет завтра. Леру можно понять, после того, что она пережила полтора года назад по-другому, наверное, и нельзя. Наверное. Но сейчас не тот случай, тем более драка катится к развязке, ротвейлеру удалось вырываться из захвата, черная с рыжим подпалом сука в прыжке свалила лохматую соперницу и вцепилась ризену в горло. Дед заверещал, замахал тощими лапками и ринулся к собакам, Денис оттолкнул старика в последний момент.
– Погоди, папаша, не вмешивайся. Я сам с вашими девочками поговорю, – и схватил ротвейлера за холку. Шнауцеру повезло, клыки «подружки» запутались в шерсти и не успели проткнуть глотку, но черные завитки уже потемнели от крови. Еще немного, и белоснежные зубы прошьют кожу, перекусят трахею – и привет. Ротвейлер рыкнул сквозь сжатые зубы, но хватку не ослабил, наоборот, сука замотала башкой и перехватила шкуру жертвы поудобнее. Вот и хорошо, вот и славно, нам этого и надо – Денис подсунул зонтик под толстый, с заклепками ошейник, с силой крутанул «рычаг» вокруг оси. Псина билась, хрипела, но челюсти разжимать не торопилась, пришлось повернуть зонтик еще немного, дожать почти до упора, так, что спицы негромко хрустнули, а яркая ткань расползлась, как мокрая бумага. Тетка и дед выли громче озверевших псов, солнце било в глаза, в горле першило от пыли и шерсти.
Ошейник перекрутился «восьмеркой», впился в лоснящуюся шкуру, и черная тварь, наконец, разжала клыки, захрипела, забилась в припадке удушья. Денис приподнял пса, швырнул его на тротуар под дерево и снял закрутку. Дед чирикал над еле живым ризеном, тетка ползала на коленях рядом со своей «девочкой», целовала псину в окровавленную морду.
– Ничья, – Денис покрутил в руках остатки зонтика, швырнул его в урну и обернулся. Лера стоит, как вкопанная, там, где он и приказал, щурится близоруко, губы сжаты – того и гляди заплачет. Но это только кажется, за те полгода, что они прожили вместе, Денис ни разу не видел ее слез. Злилась, кричала, смеялась – все, что угодно, только не плакала. Замолкала надолго и смотрела в сторону, и неизвестно, что хуже – потоки слез или этот отрешенный взгляд сквозь стену. Вот и сейчас все к этому и идет, ждать нечего. Денис протолкался к Лере через толпу, притянул девушку к себе, чмокнул в светлую макушку.
