Я горел.
Мне казалось, что огонь был не
только снаружи, но и внутри. Пламя нещадно поглощало меня, сжигая
кожные покровы, наполняло удушливой гарью легкие.
Нестерпимый жар ввергал мой
устойчивый организм в шоковое состояние. Как бы ни было крепко
шайрасское тело, и оно не могло сопротивляться пламени.
Я чувствовал, как тлеют ресницы.
Плотно сжимал веки и закрывал лицо руками в надежде спасти
глаза.
Ощущал, как от запредельной
температуры кожа шла пузырями. И в какой-то момент, кроме
омерзительного запаха сгоревшей плоти перестал осязать все
остальное.
Теряя сознание, хрипло кричал,
больше не в состоянии терпеть эту пытку.
Я сгорел дотла.
Чтобы воскреснуть.
Туман.
Он клубился вокруг меня густым
полотном. В тумане надежно скрывались очертания обоих витиеватых
берегов. Можно было только увидеть, как причудливыми лапами из
ватной мглы торчали ветки деревьев.
Морок мне на руку. Я надежно был
спрятан в белой пелене. Как и река, в которой я беспомощно лежал.
Ее ледяные потоки охлаждали и приносили хоть небольшое облегчение.
Не могу восстановить в памяти, как оказался здесь. Но мое
измученное тело прекрасно помнило касания огня.
Пробуждение пару дней назад было
таким, что я бы предпочел не просыпаться никогда. Даже маленький
ожог на теле приносит весомые неудобства, неотступно напоминая о
себе каждую секунду. По моим соображениям, ущерб был огромен, огонь
повредил семьдесят — восемьдесят процентов поверхности кожи. Боль
причиняла невыносимые страдания. Я бы хотел забыться, но не мог.
Холодная вода отвлекала, но не настолько, чтобы я был в состоянии
задвинуть телесную муку на задворки сознания или изолировать ее.
Она назойливо заставляла искать более холодные течения, постоянно
менять положение тела в воде. Но это помогало сла́бо и ненадолго.
Мне оставалось терпеть. Временами от невыносимых ощущений я
погружался в небытие. Но даже тогда ощущал терзания. Боль пекла.
Жалила. Уничтожала собой.
Я знал, что мне нужно пить. Вода в
реке была противна. Возможно, сама по себе. А может, из-за моих
сожженных рецепторов. Мало того, что все пахло и имело вкус гари,
вода несла в себе тупое послевкусие затхлости и чего-то
непонятного. Но за неимением другой жидкости я пил. Знал, что
заражения можно не бояться благодаря шайрасскому иммунитету, но
вкуснее от этого мутная жижа из реки не становилась. Однако, она
помогала очищать организм от токсинов, а их было с избытком из-за
массивных ожогов. И что немаловажно, вода была холодной.
Меня мутило. То ли от неприятной
жидкости, то ли от интоксикации. Иногда выворачивало наизнанку, и
болезненные спазмы пускали тело на новые круги Ада. Но я продолжал
пить.
Так как безумно хотел выжить.
***
Спутанность сознания постепенно
исчезала. И я уже более трезво пытался оценить свое состояние.
Сильно удручало, что память не торопилась возвращаться. Правый глаз
не видел. Аккуратное ощупывание пальцами говорило о том, что
поврежден не только он, но и веко. Рассмотреть и изучить увечье не
получалось, вода в реке была слишком мутная и не позволяла увидеть
ничего. Вероятно, это и к лучшему. Судя потому, что мне говорили
пальцы, лицо мое обезображено.
Слабее всего пострадал хвост, и
обгоревшие участки на нем причиняли меньше болевых ощущений, чем
те, что покрыты кожей. Чешуйки гораздо плотнее и способны вынести
большую нагрузку. И рецепторы на хвосте шайраса работают иначе. Они
прекрасно осязают прикосновения, давление и температуру. Но болевых
раздражителей на хвосте значительно меньше. И находятся они под
чешуей. Иначе мы бы не могли скользить по острым камням и веткам,
или сильно нагретой солнцем поверхности, а просто корчились бы от
боли.
