Эту звезду не зря называют Белая
смерть, а планету, на которой я застряла ― Преисподней.
Есть ли хоть что-то в этой
планете-пустыне от тех детских сказок, где нагруженные караваны
исчезали как мираж между песками?
Если только такое же чувство
безмерного одиночества.
Разве могла я когда-нибудь
представить, что я ― Морайя Горслей ― ведущий нейрохирург планеты
Джи-3457, буду медленно умирать под лучами враждебного солнца.
Я всегда любила копаться в
мозгах.
В самом что ни на есть прямом смысле
слова.
Можно ли передать страсть к
чему-либо с группой крови? С малых лет я представляла себя
блестящим хирургом, как мой отец или дед. Мечтала о крутых
операциях, уникальных случаях и, может быть, даже о славе? Но, в
отличие от них, кишки, почки и прочий ливер не особо интересовали
меня. Возможно, сердце и завоевало бы мои симпатии. Но нет.
Мозг.
Таинственная вселенная внутри
черепной коробки манила меня не меньше, чем мороженое по
воскресеньям.
Подозреваю, предки были немного
разочарованы, но надо отдать им должное, приняли мой выбор и не
пытались обратить меня в сторону общей хирургии.
Надо ли говорить, что дебютным
пациентом я обзавелась довольно рано. Мне едва исполнилось
пять.
Им стал старый плюшевый медведь с
аккуратными ушами и мягким носом. Его я тихонько взяла в долг у
нашей соседки по этажу. Первый опыт и первое разочарование: я нашла
только вату, плотно утрамбованную в полости плюшевой головы. После
чего с папой мы долго зашивали вскрытую игрушку. Так под его
руководством мной и был освоен П-образный шов. А мишка с
извинениями, но без тени раскаяния, был возвращен своей
хозяйке.
Несмотря на мое упрямство, дед и
отец взяли с меня клятвенное обещание больше не делать попыток
заглянуть внутрь игрушек. Особенно не своих. Упрямо закусив губу, я
дала его, скрестив пальцы за спиной. Маленькая полезная хитрость
для мелкой девчонки, которой меня научил шустрый мальчишка из
соседнего отсека, по совместительству мой главный партнер по
играм.
На шестилетие мне преподнесли самый
запоминающийся подарок в жизни. Череп-манекен ー для тренировки
нейрохирургов, пусть самый простой, но для меня лучший. Уже будучи
взрослой, я поняла, сколько усилий и средств было вложено моими
родителями в возможность сделать мне такой сюрприз. Убеждена, что в
тот момент это был единственный способ спасти оставшиеся целые
игрушки и направить мой врачебный потенциал в безопасное русло.
Когда родителям стало ясно, что
дальше сидеть с няней мне невыносимо скучно, на семейном совете
приняли решение отправить меня в лабораторию к маме. Завороженная с
первых минут таинственным светом и отблесками ламп на батарее
пробирок и колб, я радовалась произведенной замене.
Позже, подростком, часами просиживая
в Библиотеке Центрального медицинского корпуса, просматривая один
кристалл за другим с научными фильмами, лекциями и операциями, я
жадно впитывала в себя тонны информации. И кто сказал, что это
неподходящее занятие для гимназистки? Да и мама, кажется, вздохнула
с облегчением, когда я покинула ее святилище и осела в библиотеке.
Никто больше не осыпал ее сотнями вопросов и не лез в электронный
микроскоп.
Со сверстниками не задалось. Как и с
дружбой. Что еще больше подтолкнуло меня целиком погрузиться в
учебу, не размениваясь на близкие отношения, не приносящие ничего
кроме страданий и глубокого разочарования.
Со временем я перебралась в Общее
хирургическое отделение под присмотр отца и деда. На Первой
орбитальной станции не было отделения нейрохирургии, поэтому, когда
возникала острая необходимость и пациента не успевали отправить на
Землю, все выполняли здесь. А я, в свою очередь, не упускала
возможности наблюдать за всеми манипуляциями из демонстрационного
зала. Студенты и врачи давно привыкли к моему неизменному
присутствию над своими головами.
