Солнце уже поднялось высоко и вовсю припекало плечи отвыкшего от жары Клауса, но он упрямо менял наживку и снова забрасывал удочку, надеясь поймать хотя бы пару тритонов.
Клева не было – тритоны ушли на глубину, а тех, что остались у поверхности, разгоняли волны от появившихся на канале катеров.
Катера проносились, поднимая тучи брызг и образуя высокую двойную волну. Поплавок подпрыгивал, качался, и Клаус представлял, как скачет его наживка. Тритон – не рыба, он любит покой. Он и плавает в тишине, и ест только то, что уже не шевелится.
– Клаус! Заканчивай свой промысел! Иди завтракать!
Это был голос Габи, старшей сестры Клауса. Она иногда приезжала в этот дом на воде, покидая свою большую квартиру в Эль-Гео. У Габи были хорошая работа, муж и двое сыновей-разбойников: Пит и Ульрих.
Обычно они приезжали все вместе, но на этот раз Габи приехала одна. Она решила поухаживать за братом, ведь его не было дома долгих четыре года.
Клаус завербовался в армию вскоре после смерти родителей и трижды продлевал свой контракт, не желая возвращаться в никуда, поскольку считал, что у Габи своя семья и он ей не особенно нужен. Девушка же самого Клауса вышла замуж, выбрав сорокалетнего торговца морепродуктами, у которого не было финансовых проблем.
По каналу прошла груженная ракушечником баржа. В десяти километрах от их дома, ближе к океану, строилась большая вилла, и за два дня, проведенных Клаусом дома, к строительству прошло немало судов.
Поднятая буксиром волна заставила Клауса расстаться с последней надеждой поймать хоть одного тритона. Он смотал удочку, поднялся с мостков и, захватив рубашку, направился к дому.
Еще на причале Клаус почувствовал запах креветок в белом соусе, которые раньше готовила мать, а позже Габи. У сестры креветки выходили такими же нежными, и, уловив их запах, Клаус невольно вспомнил, каким он был четыре года назад.
– Ну что, ловец, не клевало нынче или ты там, на войне, потерял всякую сноровку? – спросила сестра.
– Наверное, потерял, – улыбнулся Клаус. – Я за это время и удочку-то ни разу не видел. Иногда даже казалось, что нашего тихого уголка на белом свете вообще не существует. Что это просто воспоминание о каком-то сне. Солнце, вода, детство…
– Ладно, садись. – Габи пододвинула брату стул, и тот неловко на него сел, не зная куда девать руки.
– Чего рубашку не надеваешь?
– Да плечи немного обгорели, – пожаловался Клаус.
– Ну а что я тебе говорила? Так нельзя: приехал – и сразу под солнце.
– Признаюсь, забыл я, что такое загар. – Клаус придвинул тарелку и, наколов на вилку первую креветку, положил ее в рот.
– Ну как? – нетерпеливо спросила Габи.
– Честно говоря, мне кажется, будто все это мне только снится…
– Чем же вас там кормили, на этой войне?
– По-разному, – невесело улыбнулся Клаус, – иногда просто обещаниями…
– Ладно, ты ешь, а я поищу мазь от солнечных ожогов. Где-то у меня здесь была целая банка. Мои мальчишки почти всегда обгорают. Дети города, ничего не поделаешь.
Пока Габи искала мазь, Клаус съел две тарелки креветок и, поднявшись из-за стола, довольный и отяжелевший от еды, сел к затянутому сеткой окну.
– Ну вот, нашла, – появилась наконец Габи с банкой в руках. – Главное, чтобы у нее срок годности не вышел…
Увидев брата сидящим у окна, Габи подошла ближе и распорядилась:
– Поворачивайся ко мне спиной и приготовься потерпеть. Поначалу будет жечь.
– Я помню…
Проворные руки сестры стали быстро растирать мазь по покрасневшим плечам Клауса. Поначалу кожа загорелась огнем, но через полминуты жжение стало ослабевать и постепенно перешло в приятный холодок.
– Что это за белые полоски у тебя на теле? То тут, то там, – спросила Габи.
– Да малость шкуру попортили, – нехотя ответил Клаус.
