Ничто не вечно под Луной, более того – Луна тоже не вечна. А уж Земля, как подлунный объект, и подавно. То же, разумеется, относится и к части родившейся на ней биомассы, в простонародье именуемой «человечеством». На самом деле мы пока еще довольно плохо представляем себе, насколько хрупка жизнь на нашей планете. Если какой-то несчастный астероид 60 млн лет назад уничтожил огромных и могучих динозавров, то что же говорить про маленьких и слабых людей? Кто-то скажет, что разум человека может его защитить, но парадокс заключается в том, что именно разум человека, умноженный на созданные им же высокие технологии, сам по себе представляет немалую опасность.
В этой книге собраны наиболее вероятные сценарии катастроф космогенного, биогенного, антропогенного и другого характера, которые не просто могут произойти, а которые (большая часть из них) произойдут непременно. Рано или поздно, но произойдут. Возможно, через миллион лет, возможно, через тысячу, или через 10 лет… И это не «страшилки», а факты, подтверждаемые (или опровергаемые) серьезными учеными, комментарии которых приводятся в конце каждой главы.
Хочется надеяться, что в обозримом будущем по Земле не ударит массивный астероид, а недалекая сверхновая не развернет в нашу сторону сверхэнергетичный гамма-луч. Ну а если и ударит или развернет, хочется, чтобы люди встретили опасность подготовленными. Чтобы цветок жизни, будучи даже на три четверти уничтоженным, не завял окончательно и в следующем галактическом сезоне расцвел во всей красе с новой силой.
Слово катастрофа имеет культурные корни, точнее, даже театральные: в древнегреческом театре этим термином, который переводится как «переворот», обозначали развязку драмы, финал всего представления. Может быть, поэтому рассказ о грядущих катаклизмах всегда подразумевает некую театральность, гиперболу, сгущение красок. Вот и в истории с глобальным потеплением всё так насгущали, что больше уж и некуда.
Проблема глобального потепления – пожалуй, одна из самых известных мировых проблем. О ней знают все. Впервые о парниковом эффекте миру поведал в 1962 году советский климатолог, член-корреспондент АН СССР Михаил Иванович Будыко. Он предположил, что виновником постепенного повышения температуры, которое сопровождало человечество на протяжении всего XX века, было сжигание различных видов органического топлива, масштабы которого постоянно увеличивались.
Будыко сравнил содержащийся в атмосфере углекислый газ (СО>2) со стеклами в теплице: подобно им, этот газ свободно пропускает солнечный свет. Волны света, ударяясь о поверхность Земли, теряют энергию и переходят из светового в тепловой, инфракрасный диапазон, для которого СО>2 уже не так замечательно прозрачен. То есть свет он к нам пропускает, а порождаемое им тепло обратно в космос не отдает. И чем выше концентрация углекислого газа в атмосфере (чем толще стекла в теплице), тем выше будет температура на поверхности планеты.
В начале 1960-х годов статья ученого не вызвала особого эффекта в СССР: нагреваемся – и ладно. Тогда мы твердо знали: «тепло» обозначает «хорошо», и нам, жителям самой холодной страны мира, сложно было представить, что кто-то будет с нами не согласен. (Да, самой холодной: среднегодовая температура в России составляет –5,5 °С; на втором месте по холоду стоит Исландия с температурой +1,5 °С.) Ученому возразили, что ничтожное, на сотые доли процента (а на большее человек и не способен), изменение концентрации СО
