В белом холодном коридоре было тихо.
Слишком тихо. Лишь одинокие гулкие шаги мерили холодный намытый
кафель нервными шагами. Агриппина Наумовна просто не могла усидеть
на месте. Скоро примчатся внуки, а там и дети доедут из другого
региона. Это все понятно. А ей что сейчас делать? Куда бежать? Как
только позвонили из НИИ, у нее сердце оборвалось.
- Бабушка! - В коридор больницы
вбежал Филька. Долговязый, нескладный, весь, как на шарнирах. – Как
дед?
Позади, куда степеннее, шагал Мишка.
Совсем взрослый уже. Институт закончил и считает себя уже мудрым и
повидавшим жизнь, в отличие от Фильки.
- Что случилось? – Пробасил он.
- Сама не знаю, - голос женщины
сорвался, и мальчики переглянулись. Их бабуля всегда прекрасно
держала себя в руках, а тут такое. Значит, случилось что-то
серьезное. – Мне позвонили из НИИ и сказали, что…, - она замолчала,
так как белая дверь резко открылась и из нее вышел немного
замученный врач.
- К Шмелёву кто? – Устало спросил
он.
- Мы, - хором воскликнули
собравшиеся.
Доктор нахмурил густые черные
брови.
- Всех не пущу, - проворчал он.
- Я – жена, - Агриппина сделала шаг
вперед.
- Идемте, - светило медицины
скрылось за дверью, и женщина поспешила за ним, вскоре оказавшись в
таком же белом коридоре.
– Что с ним?
- Сердце, - безэмоционально ответил
врач. – По прогнозам, протянет еще день. Сердце совсем слабое и
давно требовало пересадки. К сожалению, донора за эти сутки мы не
найдём. Да и не переживет он операцию. Идёмте, он в сознании.
Скрасите ему последние часы.
Агриппина едва сдержала рваный
выдох. Нельзя сейчас в слезы ударяться. Она сильная. Ради своего
Фильки всё выдержит.
- Филипп Михайлович, - когда они
вошли в палату, то доктор подошел к ближайшей кровати и позвал.
Седовласый мужчина в кислородной маске с трудом разлепил глаза. – К
вам жена. Ненадолго только.
- Филечка, - выдохнула Агриппина,
присев на край кровати.
- Всё хорошо, - слабо выдохнул
мужчина в кислородную маску. Она поняла его только по губам.
- Да где же хорошо? Ты посмотри на
себя…. Хотя нет, лучше не смотри. Я же просила тебя сердце беречь,
а ты все отнекивался, - она с трудом сдерживала слезы.
- Моё сердце у тебя, - она по губам
прочитала, что он сказал. – С самого начала.
- А мне после тебя что прикажешь
делать? – Она все же всхлипнула.
- Там… письмо в тумбе… в верхнем
ящике…, - она едва различила его голос. – Я люблю тебя, - сказал он
совсем не к месту.
- Да что ты знаешь о любви? –
Привычно ответила она. – Я же без тебя не смогу.
- Сможешь….
Шмелёв Филипп Михайлович, хмурясь и
оглядываясь по сторонам, шел по незнакомой улице. Самая окраина
города, которая только что была приписана к городской черте. Где-то
здесь ему предстояло найти одного из своих студентов, которого уже
два дня подряд не было на лекциях. Вот и пришлось идти искать этого
пропавшего студента прямо после лекций в парадном виде. Костюм,
начищенные ботинки и очки в тонкой золоченой оправе подсказывали
всем, что идёт по улице совсем не местный житель.
- Простите, мне нужна Токаревская
Слободка двенадцать, - обратился он к строгой женщине, идущей по
улице с авоськой.
- Ой, это вам до конца улицы и
направо, - махнула рукой та и поспешила в сторону автобусной
станции, от которой вся Слободка ездила в центр города.
Филипп благодарно улыбнулся и
пошагал в указанном направлении. Рассохшиеся доски тротуар приятно
пружинили, теплый еще ветерок обдувал лицо. Эх, хорошо. Молодой
профессор, получивший должность всего год назад, радовался жизни. В
жизни же всё хорошо. Родители не последние люди в городе. Отец –
научный сотрудник, мать – светило медицины. Хорошая родительская
трешка в центре города и полученное прекрасное образование не могли
не радовать Филиппа.
