Ромео:
Любовь-то штука нежная? Она
Груба, свирепа, зла, колюча как репейник.
Меркуцио:
Грубит любовь – так сам груби ты ей
[1].
– Весь мир – театр…
Брайан Андерсон уродует эту реплику. Я пытаюсь услышать позерство и почти что маниакальность, вложенные в нее Шекспиром, но от них нет и следа. Он с грехом пополам изображает английский акцент, совершенно не соблюдая пятистопный ямб.
– Давайте-ка прервемся на секунду, – перебиваю я, вставая и расправляя складки на джинсовом платье.
– Меган, можем мы хоть одну сцену пройти целиком? – ворчит Брайан.
Я бросаю на него быстрый взгляд и выхожу в центр импровизированной сцены, которой сегодня служит холм неподалеку от театрального класса. Наша учительница театрального искусства, мисс Хьюитт (которую все называют просто Джоди), отправила нас на улицу репетировать любую шекспировскую сцену на выбор. И под «отправила» я подразумеваю «выгнала за дерзость». Я выбрала этот холм как место репетиции, потому что подумала, что здешние сосны напоминают лес из «Как вам это понравится»[2].
Теперь я осознала, как это было глупо.
– Мне кажется, мы не понимаем, о чем думают персонажи, – говорю я, не глядя на Брайана и обращаясь к группе. Нас тут всего четверо, идет середина шестого урока. У Джереми Хэндлера, стоящего рядом с Брайаном, на лице отчаяние, а Кортни Грин равнодушно строчит эсэмэску.
– Орландо, – поворачиваюсь я к Джереми, – в целом хороший парень. Он только потому хочет украсть у Герцога, чтобы помочь своему другу. А Жак…
Я запинаюсь. Зеленое пятно привлекает мое внимание; это футболка Стиллмонт Хай. Бицепсы, которыми невозможно не восхититься, выглядывают из рукавов. Волна каштановых волос, вечная ухмылка… Боже мой, как же мне хочется подойти и пококетничать с Уайяттом Родсом.
Он крутит в пальцах разрешение на выход из класса, не спеша направляясь в сторону туалетов. Он выбрал хороший туалет, замечаю я. Просторный, уединенный, потому что он не рядом со шкафчиками. Идеально подходящий для того, чтобы там целоваться. Я могла бы подойти, похвалить его впечатляющие бицепсы, отвести в этот туалет и…
Но не сейчас. Если что и может удержать меня от флирта, то это постановка пьес Шекспира, а выкладываюсь я в этом деле на полную катушку.
– А Жак, – повторяю я, снова вживаясь в роль режиссера.
– Ладно тебе, Меган, – встревает Брайан. – Эта сцена даже не идет в зачет. Джоди плевать. Она просто хотела нас выгнать из комнаты. И ты сама знаешь, что все сейчас рассеянны.
Я открываю рот, чтобы возразить, что важна каждая сцена, когда раздается голос:
– Меган!
Я поворачиваю голову и вижу свою лучшую подругу, Маделайн Хект, бегущую вверх по холму, ее идеальный рыжий хвостик болтается сзади, а веснушчатые щеки покраснели от волнения.
– Я только из библиотеки, – продолжает она со сбившимся дыханием – Маделайн на шестом уроке работает добровольцем в зале учебной литературы. – И когда я проходила мимо театрального класса, то увидела, как Джоди вешает список ролей!
Услышав это, мои актеры роняют свои сценарии и исчезают за углом, явно направляясь к доске объявлений у входа в Центр искусств. Не пытаясь подавить улыбку, я собираю сценарии.
Я режиссер, а не актриса, так что список ролей меня не так будоражит и пугает, как остальных одноклассников. Но в этом году мне предстоит дебют на сцене Стиллмонт Хай в одной из самых маленьких ролей в «Ромео и Джульетте», пьесе осеннего семестра. Думаю, это будет синьора Монтекки или брат Джованни.
