1157 год, непроходимые болота в районе Ладожского озера
Единственная дорога, ведущая на юго-восток, размокла до основания. Тяжелые, откормленные кони вязли в грязи, фыркали, раздраженно выдувая пар из широких ноздрей, но ничего не могли поделать. Дождь шел, не прекращаясь, уже две недели, никто из отряда уже не помнил, когда он начался. Огромные капли, летящие с неба, звонко разбивались о шлемы и кольчуги, дробились на сотню себе подобных и только потом медленно ползли вниз. Тьма окружала людей со всех сторон, и лишь немногочисленные факелы худо-бедно освещали путь. Идущие в середине отряда нервно крутили головами, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в кромешной темноте, но занятие это было гиблое.
С болот, обступающих узкую тропу, несло гнилью и смрадом. Шли двойками, по-другому было никак, периодически то одна, то другая лошадь вставала на дыбы.
– Вымесок Гюрьги, остолбень, – смачно сплюнул глава отряда, обращаясь к своему напарнику, – поди ж ты, завел нас в дремучий лес, сам в горнице на перинах почивает в тереме у себя, а мы тут сгинем скоро. Места тут нехорошие. Да, Никита?
– Не колготись, надежа-воин, – неодобрительно посмотрел на него огромный бородач, вооруженный топором, – раз князь с Долгоруким ватажится, значит, нас тоже живот знатный ждет. Выдюжить немного осталось, седьмицу али две.
– И на кой ему депеша эта? Почто таким путем? – все не успокаивался воевода. – Шли бы сейчас ровной дорогой через земли киевские и горя бы не знали. Такие кренделя выписываем!
– Не прав ты, Варун. Места паскудные, спору нет. Зато короче во сто крат. Да и ворогов тут нетути, сам же знаешь. По таким пущам ни добрый, ни лихой люд не ходит. Зверье только всякое, да нам не страшное…
– На послании три креста выдруковано, значит, время не терпит. Уж не войной ли кто на Юрку попер? Заговор тайный зреет? – все не унимался глава отряда.
Никита обернулся, словно проверяя, не услышал ли кто последних слов Варуна, нервно почесал бороду и, нагнувшись в сторону своего друга, жарко зашептал:
– Нам знать не надобно. Витязям завсегда работка найдется. Коли в срок доставим, то и вообще гора с плеч. Наше дело маленькое, знай себе палицей махай да мечом добрым руби.
– Знаешь еще что? – испуганно спросил Варун, поправляя щит на левой руке.
– Ась?
– Мы надысь, когда в последней деревушке столовались, калику перехожего у конюшен видели, разговор был. Молвил он, будто бы зря тут никто не ходит, ужо давно бы дорогу построили, да все никак. Покамись никто не ведает, а почему? Все, кто зело разумел в этом деле, в земле уже покоятся… А порой и на свет божий вылазят в ночи…
– Страхи-то какие, окстись, – перекрестился бородатый богатырь, выпучив глаза, – ты чего в ночи-то ужас нагоняешь?
– О том и речь, друг мой ратный, не к добру это. Сказал он, мол, раньше тут деревень было видимо-невидимо. Потом все в болотах исчезло, аки бес языком слизнул. И сия напасть была неоднократно, покудова не задолбаша всех… Мы по костям, считай, идем… Кресты на воротах видел? Почто они их там повесили? Неспроста…
– Типун тебе на язык!
– А ну как Кощеево царство тут? Нежить тут гнездо свила, вот и нетути никого…
– Бабьи сказки, – ответил Никита, но выражение его лица уже не было столь уверенным.
– Сказы да легенды так просто не рождаются, – многозначительно поставил точку в разговоре Варун.
Дальше ехали в молчании. Прошло полчаса, а может и больше. Никита постоянно тоскливо озирался по сторонам, изредка поглядывая назад на отряд. Он уже совсем было успокоился, как вдруг факел, еле горящий под проливным дождем, высветил впереди темную фигуру.
