8 месяцев
назад
«Если через полчаса ты не появишься
в университете, я отберу у тебя машину. Будешь на общественном
транспорте ездить», – читаю гневное сообщение от отца и отключаю
телефон. Пытаюсь поудобней устроиться в жестком кресле самолета и
нервно поглядываю в иллюминатор.
Мы с подругами решили устроить себе
каникулы. Несколько дней в Мадриде, вдали от наших предков. В
последний момент купили билеты и налегке сорвались в аэропорт. Кто
же знал, что кураторша именно сегодня решит пожаловаться отцу на
мои многочисленные прогулы?
Я приподнимаюсь в кресле и
поворачиваюсь назад, выглядывая Лиду. Свободных билетов почти не
было, поэтому мы с подругами сидим в разных частях самолета. Здесь
нет бизнес-класса со всеми привилегиями, обычный чартер, но я не
привередливая. А вот мои подруги – да.
Лида разговаривает по телефону, и,
судя по выражению ее лица, Нина Петровна звонила не только мне
домой. Мы переглядываемся с Лидой, и она проводит ребром ладони по
шее, корчит смешную рожицу, давая понять, что по возвращении домой
ей не поздоровится.
Я усмехаюсь и возвращаюсь на место.
Достаю из рюкзака лист бумаги и карандаш. Несколько секунд
задумчиво смотрю на серый грифель, решая, что бы изобразить, а
потом начинаю рисовать карикатуру злого отца. Поздно он решил
заняться воспитанием дочери. Когда я нуждалась в нем больше всего,
его никогда не было рядом.
Кто-то занимает место рядом со мной.
В поле моего зрения сначала попадают грубые берцы, потом военная
форма. Мы договорились с подругами, что попросим пассажиров, чьи
места будут рядом с нашими, обменяться, чтобы устроиться втроем. Я
поднимаю взгляд на мужчину, открываю рот, но все слова застревают в
горле.
Я знаю его.
Щеки вспыхивают от смущения, руки
начинают дрожать. Такая реакция абсолютно несвойственна мне. Он на
девять лет старше, я это точно помню. А еще его зовут Давид.
И мы с ним из одного поселка.
Моя мама умерла при родах, отец был
убит горем, он безумно любил ее и не смог совладать с потерей. Он
переехал в город, оставив меня с бабушкой. Приезжал редко, я всегда
готовилась к этому дню, надевала самое лучшее платье, убирала в
своей комнате, ждала, когда папа спросит о моих оценках, чтобы
вручить дневник отличницы и услышать, какая я у него умница.
Вот только ему это было вовсе не
нужно.
Он лишь смотрел на меня хмуро,
проходился по дому, ужинал, оставлял увесистый конверт с деньгами и
вновь садился в свою машину, чтобы на месяц исчезнуть из наших
жизней.
Но давайте не будем о грустном.
Вернемся к Давиду.
Я тогда была угловатым неприметным
подростком, выскочила утром на улицу, чтобы покормить кошку, и
застыла, завидев в нашем дворе парней с лопатами. Они разговаривали
о чем-то с бабушкой, а потом весь день рыли траншею для
нового водопровода.
Я спряталась в доме и через
занавеску наблюдала за тем парнем, который был повыше. В груди
сердце так трепыхалось, что казалось: выскочит. Руки чесались
ухватиться за краски и нарисовать четкий мужественный профиль
незнакомца. А когда бабушка попросила отнести им графин с холодным
компотом, я думала, умру на месте от смущения.
Кое-как выдавила из себя несколько
слов в ответ на их благодарность и снова сбежала в дом. Помню, в
тот день я много рисовала. Его. И пообещала себе, что когда-нибудь
Давид станет моим мужем.
Потом, когда выросла, долго
вспоминала тот случай, смеясь над глупой собой, а вот сейчас
поверить не могу своим глазам. Какая, вообще, вероятность того, что
я могу встретить в самолете свою первую юношескую любовь?
У него резкие черты лица,
темно-русые волосы. Разворот плеч в два раза шире, чем я помню.
Ему, должно быть, двадцать девять, раз мне уже двадцать.
