Стою у окна, скрестив руки на груди,
и думаю. Напряжённо думаю, что будет дальше. Поможет ли мне столь
отчаянный шаг, или я зря всё затеяла? Вчера по городскому каналу
показали моё интервью. Я напросилась, чтобы у меня взяли его совсем
не ради той мизерной суммы, которую получила.
Не ради неё…
В дверь квартиры кто-то яростно
тарабанит, отчего меня бросает в пот. Руки трясутся, ведь я
догадываюсь, кто может бить кулаками с такой злостью.
Неужели сработало?
Кровь стучит в висках.
Лёгкие обжигает, и воздуха
становится слишком мало.
Открываю, даже не посмотрев в
глазок, и меня буквально сметает назад. Бывший хватает меня за
плечи и заставляет отступить, пропустив его в квартиру.
- Какого дьявола ты творишь, Эля? –
рычит Ринат, глядя на меня горящим взглядом.
Он больше напоминает быка на
корриде: разъярённый, смотрит на красную тряпку в руках тореадора и
готов растерзать не только её, но и того, кто удерживает столь
манящий плод.
- О ч-чём ты? – испуганно спрашиваю
и вся сжимаюсь от страха.
Конечно, я знаю о чём. Я ждала его
визит, рассчитывала, что он явится сюда, чтобы заставить меня
ответить за свои слова, и тогда ему придётся услышать меня. Вот
только с самого начала всё пошло не по плану, и теперь мне
приходится действовать исходя из обстоятельств.
- Ты зачем это жалкое интервью дала
по телику?
Ринат поджимает губы и ждёт
объяснений. Он пыхтит и зло смотрит на меня, а я вспоминаю, как
раньше он прижимал меня к себе, жарко целовал и говорил, что никому
и никогда не даст в обиду.
Сам потом обидел и не
поморщился.
Смешно даже.
- Чтобы ты обратил внимание на то,
что твой сын нуждается в лечении, ведь по-другому до тебя не
достучаться.
Стараюсь скрывать дрожь голоса.
Тяжело говорить, когда тебя трясёт, разрывает на части от такой
устрашающей близости.
Мирон выглядывает из комнаты. Сына
не должно быть дома, я рассчитывала, что мама заберёт его к себе на
день, но она позвонила и пожаловалась на высокое давление, из-за
которого в город они с отцом выбраться не смогли. И Мирону пришлось
остаться. Не хотелось мне, чтобы он стал свидетелем такого
разговора, но что поделаешь? Теперь уже ничего.
- Это не мой сын. Решила, что я
заделаюсь в благотворители и буду помогать всем ущербным? Думать
надо было, когда в, заметь, нашу с тобой кровать с моим братом
прыгала и делала этого отпрыска. Чего он на меня так уставился?
- Наверное, не понимает, почему отец
так сильно ненавидит его. Мирон немой, но он прекрасно слышит
каждое твоё слово, Горин. Наш сын не глухой.
Бывший сглатывает слюну и смотрит на
сына. Ну хоть что-то дрогнет в его каменном сердце? Или он
продолжит упрямо твердить, что это плод измены, и он не станет
помогать? Страх отпускает, и на его место приходит безудержная
ярость, вспоминаю, как Ринат проклинал меня, какие грязные слова
бросал в мой адрес, когда я просто пыталась открыть ему глаза на
правду.
Перевожу взгляд на перепуганного
сына и присаживаюсь рядом с ним на карточки.
- Малыш, всё хорошо! Мама рядом, -
шепчу я. – Пойди, поиграй немного с игрушками, а я скоро к тебе
присоединюсь.
Мирон бросает прощальный взгляд на
своего отца и убегает, а прикрываю за ним дверь в спальню и смотрю
на оторопевшего бывшего. Хоть что-то дрогнуло у него в душе? Или
там и души уже давно нет?
- Я не прошу у тебя алименты, Ринат.
Если тебе не нужен сын, Бог тебе судья. Помоги нам сейчас. Не
хочешь помочь, дай взаймы, я рассчитаюсь с тобой, как только
смогу.
Я пробовала взять кредит в банке, но
везде получила отказ. Мне негде добыть такую сумму, а операцию
нужна срочно. Врач заявил, что если мы протянем ещё немного, то
Мирон уже никогда не сможет заговорить. Можно было бы продать
квартиру, но тогда нам с сыном негде будет жить. Родители собрали
сколько смогли, но этого слишком мало. Нам не удалось даже четверть
от нужной суммы наскрести. Какая там четверть? Даже одной десятой
нет.
