«Мы никогда не знаем, что с нами будет завтра, но мы обязаны
быть счастливыми. Всегда». ©Долина Яна
Выйдя из остановившегося на перроне поезда дальнего следования и
в беспамятстве оказавшись на железнодорожном вокзале Казани, я
только в этот момент поняла, что пребываю в неумолимо скручивающем
шоковом состоянии. Ноги предательски подкашивались, руки трусились
и не слушались, заходясь в неуёмной дрожи.
Я раз за разом спрашивала себя, что дальше делать, куда идти? В
небольшом чемодане лежали вещи, собранные лишь на первое время.
Благо, денег мне за последние два года удалось заработать
достаточно, и практически всю свою московскую зарплату я
откладывала, пусть и без определённой цели, а так, на всякий
случай, в качестве «подушки безопасности». В общем, моя
запасливость сыграла мне на руку, и, наверное, это хорошо…
Забравшись рукой в карман, нащупала в нём бумажку с номером
телефона Наташки, который я с большим трудом выяснила, преодолев
себя и пойдя на поклон к директору нашей школы. Всю дорогу
повторяла заготовленные заранее вопросы, а в ладони крепко сжимала
первую в моей жизни взятку в виде коробки шоколадных конфет и
бутылки красного вина.
Странно, но меня не выгнали и даже не накричали вопреки моим
самым худшим ожиданиям. Восседавшая в своём директорском кресле
неизменная Татьяна Александровна с приторно нежной и приветливой
улыбкой, но злющими, совершенно холодными глазами сначала
непонимающе посмотрела на меня, а после того, как я представилась,
встала из-за стола и поплыла ко мне лебёдушкой, заточив уже через
пару мгновений в свои душные объятия и с противным протяжным звуком
в виде моего имени:
– Яночка, милая моя!
И неважно, что это больше походило на шипение ядовитой змеи
перед нападением на потенциальную жертву. Главное – она меня
вспомнила и даже пытается изобразить вежливое радушие.
Слабо улыбнувшись на пылающее опасным пламенем приветствие, я
поведала ей краткую историю своей жизни и перешла к делу, спросив,
не знает ли она, случайно, куда увезли мою Наташку. На что Татьяна
Александровна, сделав непонимающие глаза, моментально помотала
головой и ответила, что как-то даже запамятовала эту девочку.
Однако сила подарков всё-таки непреодолима, и когда я, наступив на
горло своему страху, попросила напрячь извилины – конечно же,
выразившись иначе, в духе благовоспитанной девушки – и придвинула к
ней пакетик с маленькой взяткой, у неё вдруг, о чудо, проснулась
память.
– А-а-а… Наташенька!.. Это та, с которой вы на физкультуре,
играя в мяч, разбили стекло в учительской?
Отличное воспоминание – ничего не скажешь. Лучшего и придумать
было нельзя. Казалось, я до сих пор слышу, как на нас орёт физрук,
отчего Наташка звонко заливалась нестерпимым хохотом, а я готова
была провалиться сквозь землю.
Тогда всё обошлось, как мне думалось, довольно лёгким наказанием
в виде мытья полов в спортивном зале, но позже выяснилось, что эта
жуткая сцена была навечно запечатлена в личном деле, и в выпускном
одиннадцатом классе на выдаче аттестатов все, кроме меня,
единственной в своём роде, получили грамоты за примерное поведение.
Мне же вручили лишь синюю обложку стандартного государственного
документа о среднем общем образовании, окрестив тем самым серой
мышью. Наташки к тому времени и след простыл, поэтому позориться
перед всеми пришлось мне одной.
Прогнав от себя прочь грустные воспоминания, я так же приторно
улыбнулась директрисе, мысленно поражаясь тому, где и как научилась
столь убедительному актёрскому мастерству?
– Да-да, та самая. Наташа Иванова.
Принципиальная стерва краем глаза заглянула в пакет и, снова
улыбнувшись, оскалив все свои имеющиеся зубы, наигранно
промурлыкала: