Во втором «Г» классе я дружил с Генкой. Мы с ним подружились, потому что были немного чужими в классе. Я перевёлся из другой школы – мы переехали из Измайлово в Черёмушки, а он был казахом и отличался очень круглым лицом и маленькими узкими глазками. Был он добрым и ребята с ним дружили, но он почему-то стеснялся своей узкоглазости, которая и правда делала его лицо смешным потому, что он пытался всё время округлять глаза. Он даже историю придумал – говорил, что раньше у него глаза были круглыми, а потом ему между глаз попала палка, её врачи удалили, но глаза у него, вместо таких, как у всех, стали узкими.
Не очень правдивая история, когда он рассказывал ее, он делал особенного круглыми глаза, но всё равно не очень убедительно получалось. Мог бы и не пересказывать – никто на его внешность внимания не обращал. Мы подружились ещё и потому, что нам было по пути из школы, жили мы в соседних подъездах. Шли вместе, разные истории друг другу рассказывали, так веселее идти.
И вот как-то спускаемся со школьного крыльца, Генка идёт и чуть не плачет. И срывающимся голосом начинает возмущённо объяснять:
– Инесса Владимировна – наша учительница – написала в дневнике, что я на перемене ругался матом! А я не умею матом ругаться! Я вообще не умею! Ни одного слова не знаю. А когда отец увидит…
Из глаз его готовы были брызнуть слёзы. С отцом ему не повезло. Был он очень строгий, и своих четверых сыновей – Генка был младший – драл как сидоровых коз. Может, даже и хуже. Во всяком случае, Генка его очень боялся.
– Володя, пойдём со мной, скажешь отцу, что я не ругался матом, это не я ругался, Инесса Владимировна написала, что я, а это не я, я даже матом не умею…
Была зима, и на тротуаре были накатаны ледовые дорожки – мы так развлекались, да и идти быстрее – разбегаешься несколько шагов – потом скользишь по ледовой полоске, потом опять разбегаешься. И остаются чёрные полосы гладкого ледка. Обычно их обходят, но Генка так возмущался и махал портфелем, что не заметил, как наступил на лёд.
Тут же его ноги взлетели вверх, даже выше портфеля, и он шмякнулся мягким местом на заснеженный асфальт. И на всю улицу раздался звонкий крик:
– Уй, блядь!
Прохожие стали с интересом оборачиваться. Генка подобрал портфель, насупился и мы пошли дальше. Генку всё равно выдрали, хотя я и сказал его отцу, что Генка матом не ругался и не умеет. Не поверили!
История о том, как мы спасали Генку от верной смерти
Жили мы в то время на окраине Москвы, то есть не совсем на окраине – в нашем районе ещё стояли кирпичные девятиэтажки, потом шёл новенький пятиэтажный и почти загородный район Новых Черёмушек. Дальше город кончался, и начинались деревеньки, перелески, луга и пруды.
Нам это очень нравилось. Сразу за метро был огромный пустырь с оврагом, где зимой мы на санках катались с Генкой Айдаровым и Серёжкой Таракановым. Спуск там был очень крутой, но не длинный – только разгонишься – и сразу тормозить приходится.
Но зато, когда уроки заканчивались пораньше – мы могли сесть на автобус и отправиться в Зюзинский лес. Гора там была здоровенная – Лысая гора – ведьмячье место и пустынное в будние дни, зато спускаться классно – едешь себе и едешь, минуту целую, а может и две. Сначала по голому склону, и ветер несёт в лицо колючие снежинки. Потом на скорости выезжаешь на лесную дорогу с крутыми виражами. И если ты ловко проедешь и не вывалишься в сугроб или не врежешься в дерево, то вылетаешь на полной скорости на лёд маленькой речки, и, прогремев полозьями над спящими подо льдом рыбами, – честное слово, там спала рыба, прильнув ко льду и отполировав его стеклянную поверхность, мы видели чёрные спины – выезжаешь на противоположный берег, и едешь ещё, пока не остановишься. Мы и рекорды ставили – сломали каждый по палке и отмечали, кто куда доехал.
