Глава 1
– Еще один абзац, – проговорила я,
потерев переносицу. – Только один и все!
Я выпрямилась, едва откинувшись на
спинку жутко удобного кресла. Его подарили домочадцы и оно не
нравилось ба, потому что портило внешний вид комнаты. Но оно не
стало любимым и для меня. Даже наоборот – я возненавидела его за
эти три года.
Раньше, мне казалось, что я терпеть
не могу английское кресло с ушами. Но оно хотя бы давало мне повод
пройтись по этажу, заглянуть к Алексу в комнату и поцеловать его
крохотный нос. А теперь решила, что все-таки люблю его.
А это… Оно было удобным и за ним и
просиживала, вечерами готовясь к урокам и корпя над переводами,
дающими мне заработать какие-никакие, но деньги. Свои собственные,
а не данные мне бабулей, папой или дядей Андреем с Мариной.
– Пора заканчивать, Ида, –
проговорила ба, оказавшись рядом совершенно магическим образом. –
Или, завтра ты не проснешься.
Я не заметила, как она подошла ко
мне, вновь увлекшись переводом. Перевела больше, чем абзац, пускай
и в черновом виде.
– Ты знаешь, что это не так, –
ответила я, посмотрев на затупившийся карандаш. – Завтра я еду к
папе, а послезавтра большой день – у Сашки день рождения.
Не просто день рождения, а большое
путешествие в Зеленоанск. Этот год принадлежит папе. Мы
договорились о такой очередности. Он до сих пор обижался на бабулю
(как и она на него) и сейчас уже не разберешь за что больше. Я, по
правде говоря, не хотела ковыряться в этом. Что было то прошло. Но
отказывать отцу во мнении не собиралась.
– А ты будешь с красными
глазами.
– До первой чашки кофе.
Вернее до первого бутерброда в
Люсином исполнении. Они у нее такие, что нет никакого морального
права есть и спать над ними. Они не просто вкусные, но и красивые,
а все, потому что кухарка Спасских увлеклась фуд дизайном.
– Ты знаешь, что после моей смерти
тебе достанется все, – вдруг проговорила бабушка, резко сменив тему
с одной на другую. – Зачем ты делаешь это?
Впрочем, ба не стремилась
поссориться, а просто спрашивала, как делала это обычно.
– Мне не нравятся разговоры о
кончине, какой бы неизбежной она ни была для всех нас, –
проговорила я, щелкнув по иконке дискеты. – Психолог сказал, что
это нормально.
Я закрыла ноутбук, запустила
карандаш в стаканчик для канцелярии и убрала блокнот в стол.
– Это старость во мне говорит, Ида,
– сказала ба, нарушив молчание и перестав смотреть куда-то вдаль. –
Вроде не думаю ни о чем таком, а оно все-таки проскакивает,
показывая, что творится в моем подсознании.
Ба много раз говорила, что не боится
конца. Но я не верила в это. Страшен не он, а перспектива потери
близких и родных перед открывающейся неизвестностью.
– Я тебя люблю, ба, – проговорила я,
потянувшись и обняв ее. – И не хочу терять.
Объятия объятиями, но надо было
отвечать на заданный вопрос, иначе бабуля бы не отстала от меня.
Она ждала, глядя на то, как я навожу порядок на столе.
– Потому что может случиться всякое
– ответила я, повторив данный мне жизнью урок. – Я хочу, чтобы у
меня были свои деньги на покупки, на подарки, на репетиторов для
Сашки и на его будущее в конце концов.
Бабушка цокнула. Ей почему-то не
нравился этот вариант имени Александра Николаевича. А вот меня
бесило это непонятное «Шура», как зовет она его, когда тот начинает
резвиться активнее обычного.
– Я откладываю что-то на его учебу,
что-то на себя, а что-то просто, чтобы было и преумножало капитал
семьи Спасских.
– Ты Карамзина, – поправила ба, но
тут же замяла эту тему, зная, что она не приведет ни к чему
хорошему. – Ты все еще злишься на меня за Лондон.
Как-то Аделаида Георгиевна завела
тему о смене фамилии и вот тут-то ее не понял никто. Некоторые из
домочадцев даже засомневались в ее рассудке.
