Однажды ночью, проснувшись в холодной постели, она уже не чувствовала себя прежней и бунтовала так, словно являлась подростком.
– Нередко жизнь заводит человека в самую чащу, – произнес женский шепот, – там сам черт не разберет обратной дороги и, складывая ручки, отпускает поиск выхода на волю Божью. Но Бог, кажется, медлит, поэтому я не могу больше ждать.
Неожиданно появившаяся тень вышла из комнаты и тихо закрыла за собой дверь. Раздалось сладостное божественное звучание. Тень взмахнула крыльями и медленно скрылась за пределами монастыря.
Эта история берет начало в небольшом поселке Языково, где в маленькой церкви, что стоит на окраине, начиналась воскресная служба. Несмотря на то, что на дворе стоял июль, дул прохладный ветер. Местный худенький звонарь по имени Антон изо всех сил раскачивал веревку, и от этого колокольный звон был слышен до самого кладбища. Так как церковь была действительно маленькая, то в праздничные дни в ней даже убирались лавки, и прихожане набивались туда, словно в рукавичку. Сегодня воскресенье, народу пришло много. Правда, не все пришли молиться или слушать молитвы, кое-кто заглянул поболтать. Шестнадцатилетняя Саша, зевая, забыв перекреститься на входе, почти забежала в церковный притвор. За ней следовала Фая – ее мать, женщина сорока пяти лет, которая перемахнула рукой крест и так же быстро зашла за дочерью. В церкви они встали в самом углу. Женщина с прерывистым дыханием достала кошелек. Саша протянула руку, и на ладонь посыпалась мелочь. Девушка взяла деньги и уже пошла по направлению к церковной лавке, чтобы купить свечи, но замедлила шаг. Она заметно покраснела, завидев местных парней, расхаживающих рядом, которые то и дело посмеивались над Сашей, идущей в туго завязанном платке. Она подумала, что выглядит как монахиня и смущенно отвернулась от них. Через пару минут худенькая невысокая девушка затерялась в церкви среди массивных взрослых фигур.
К лавке подходили люди, чтобы написать записки и тоже купить свечи. Подошла женщина лет шестидесяти, в черном шарфе, со сморщенным красноватым носом.
– Вы знаете, – тихо произнесла женщина, – я мужа год назад схоронила. Скажите, какую записку мне сейчас написать или нужно молебен заказывать?
Видно, что старушка, стоящая за прилавком и именуемая свечницей, худощавая, с острым взглядом женщина лет восьмидесяти, отвечать на вопрос была не готова. Она посмотрела на вопрошающую женщину через очки, немного приспущенные на нос, и несколько секунд помолчала.
– Чего надо-то? – выдохнув, произнесла она. – Какую записку? Поминальную, сорокоуст, годовую? Только в четверг будут за здравие читать и упокой. Сейчас не читают.
Женщина растерялась, ничего не ответила и, купив свечи, отошла от лавки.
Следующая в очереди стояла невысокая женщина лет тридцати, в цветном платочке, подвязанным под подбородком. Теребя небольшую сумку, она пристальным взглядом оглядела церковный прилавок.
– Бабушка, – начала она.
– Что значит бабушка? – сразу возмутилась свечница. – Ты где вообще находишься?
– Простите. Подскажите, пожалуйста, – попросила женщина. – Какую свечку можно купить, чтобы поставить перед фотографией новопреставленного? Может быть, есть особенные свечи, ну, так сказать, для этого повода?
– Вы видите здесь цветные свечи? – снова возмутилась свечница. – Они вроде все одинаковые. Зачем вам свеча? Молитву будете читать? За упокой? Если что, не на фото надо молиться, а на икону. Молебен заказывайте лучше.
