Кипящий столб огня вымахнул из придорожного кустарника и уперся в левый борт БТР, чуть пониже орудийной башенки. Шквалом взрывной волны Никиту смелос брони. Распластавшись в воздухе, он видел, как мед-лен-н-но, словно в рапидной съемке, перемещаются вслед за ним какие-то темные твердые обломки, рваные клочья чего-то мягкого и податливого, видел, как язык остановившегося в ярости пламени начинает наползать на металл, как плавно тонут в дорожной пыли бесформенные тела в маскировочных комбинезонах... А потом мир вдруг раскололся на разноцветные брызги...
Никита рывком сел, сбрасывая одеяло. Грудь ходила ходуном, с хрипом выталкивая воздух из легких. Лоб покрывала ледяная испарина. Кажется, он даже кричал во сне. Хотя полной уверенности не было. Так, где-то на грани восприятия. Он слепо смотрел перед собой остановившимся взглядом. Привычно... И вспоминал...
Этот ночной кошмар преследовал его уже одиннадцать лет. С того самого дня, когда двери госпиталя закрылись за его спиной, и он, даже не обернувшись, чтобы попрощаться еще раз (с теми, к кому он привязался, он простился в палате), неторопливо пошел навстречу новой жизни...
Медсестры говорили, что его собирали буквально по частям. «Организм тренированный и живучий», – главврач... «Интересно, как тебя довезли-то? Смотреть не на что было...» – Колян с соседней койки. «М-м-да... Всё это более похоже на чудо. Ваш ангел-хранитель очень постарался», – лечащий доктор.
Действительно, он даже не хромал после выписки. И руки не потеряли гибкости. Короче, об ограничении подвижности не шло и речи. Тело восстановилось полностью. Но пострадал дух. И надо было как-то этот самый дух воспитывать заново...
На работу он устроился в охранную фирму. А куда еще он мог податься? Списанный подчистую бывший спецназовец... Бывший солдат... Бывший убийца... В каком еще качестве он мог предложить себя? Конечно, такая работа была скучна для него, масштабы не те, да и пространство инициативы съеживалось до нуля. Но он давно приучил себя довольствоваться малым, когда нельзя рассчитывать на большее.
А потом вдруг случилась сумасшедшая, невозможная любовь. И всё на свете перестало для него существовать. Кроме женщины, которую он боготворил. Остальное съежилось, как проколотый воздушный шарик, и беспокойно мерцало где-то в уголке сознания. Даже на службе он постоянно думал о ней, что, безусловно, мешало ему, он вечно отвлекался, не замечая мелочей, которые обязан замечать, и поэтому неминуемо совершал ошибки. Если в самом начале его деятельности начальство не могло нарадоваться, что заполучило столь ценного работника, то теперь оно так же законно недоумевало и терялось в догадках о причинах весьма разительной перемены.
Какие у нее были глаза! «Зеленые распутные глаза». Откуда это?.. А губы... С ароматом земляники... Нежные и податливые... А тело! Описать человеческим языком невозможно. Роскошное тело. А как она шла по улице... Слегка откинув голову назад и покачивая бедрами... Определенно, он сходил с ума. Был ли он счастлив тогда? Сейчас он не мог даже приблизительно ответить на подобный вопрос. Скорее это было наваждение. Морок. Он просто не был готов к такому.
Фантастическая история любви длилась почти полгода, а потом она сказала, что пришла пора расстаться. «Ты думал, это будет продолжаться вечно? Нет, милый, так не бывает». Чужая женщина. Застывшее лицо. Холодные глаза... Он тогда впал в жестокую депрессию, едва не наделал глупостей...
А потом плюнул на немилосердную судьбу и уехал. Далеко. Почти на край света. В тайгу... Бросил всё. К чертовой матери... Захотелось чего-то попроще и попонятнее. Устроился на работу в лесничество. Подальше от людей. Он не стал мизантропом, скорее ему надо было разобраться в самом себе. В деревне Елань, самой близкой к его обиталищу, он коротко сошелся с местным священником, отцом Василием. Наверное, чтобы можно было изредка отпускать тормоза. Сбрасывать накопившееся в душе. А кому еще исповедоваться, если не священнику?.. Раз в месяц он приходил в деревню.
