Отец Павел Флоренский свою книгу «Обратная перспектива» начинает с размышления о природе сновидений, сосредоточивая внимание на особенности течения времени. Он приходит к выводу, что время в сновидениях течёт не из прошлого в настоящее, как в яви, а наоборот – из будущего в настоящее. Мир сновидений – это не материальный мир, но духовный, следовательно, временнáя связь с миром духовным осуществляется не так, как мы привыкли в нашей повседневной жизни, где причина предшествует следствию, а по иному закону, закону «обратной перспективы», в котором следствие предшествует причине и раскрывает её смысл и значение.
По принципу «обратной перспективы» построена композиционно и новая книга стихотворений Елены Лапшиной. Новые стихи предшествуют написанным ранее. Читатель, знакомящийся с этой книгой, совершит удивительное путешествие в «поэтическое сновидение», в котором прошлое будет детерминировано будущим. Читая страницу за страницей, переходя от стихотворения к стихотворению, т.е. двигаясь в будущее, он окажется в прошлом. Приближаясь к устью, он окажется у истока (по словам самого поэта, творческий путь начался в конце 90-х годов).
Но закон «обратной перспективы» действует и в смысловом пространстве сборника. В стихотворении «И вроде бы лета короче, а зимы лютей» героиня мечтает проснуться в детстве, встретиться с собой и с теми, кто уже покинул этот мир. Но перед нами не психологический экзерсис, а онтологическое по сути желание воскресения в вечности: «И всё, что даётся, и всё, что кончается здесь, / вне места и времени длится, и длится, и длится». Характерна в этом смысле строчка «Против теченья в горнее уходя» из стихотворения «В той тишине, где яблони обветшали» или образ рыбы, «ныряющей наоборот», или головокружительный смысловой бросок от образа неверного возлюбленного – к Каю, а от него – к Каину.
Перед нами разворачивается игра света в гранях единого поэтического кристалла, разные смысловые слои просвечивают сквозь оболочку слов, накладываясь друг на друга. Так, в стихотворении «Осень с мешком наливных на горбу» три смысловых луча: «натуралистический», символический и типологический.
Осень с мешком наливных на горбу
ходит каргой по дворам.
Спит златоглазка в стеклянном гробу
меж заколоченных рам.
Мнится на улице злой хохоток,
ветхое вьётся тряпьё.
Спит златоглазка, свернув хоботок.
Кто поцелует её?..
Неприметное насекомое с красивым именем, уснувшее меж заколоченных рам, – вполне узнаваемый обыденный образ, который преломляется в поэтическом пространстве, превращаясь в образ спящей в хрустальном гробу пушкинской царевны, ожидающей своего жениха. Но для духовного ока раскрывается потаённый смысл стихотворения, его творческий первоисточник, суть которого – в надежде воскресения мёртвых.
Елена Лапшина нежно и осторожно прикасается к миру, который прекрасен и трагичен одновременно. Прекрасен, потому что сотворён Богом, трагичен, потому что человек потерял рай, когда-то дарованный ему. Рай остался как воспоминание, как сон, поэтому так част в сборнике мотив сна: сны снятся рыбам, насекомым, вещам и, конечно, лирической героине.
Но это не просто «поэтические сновидения». Перед нами сны Евы, внявшей словам змея, соблазнившейся и соблазнившей Адама, изгнанной из Рая, осознающей свой грех, свою ответственность, страдающей от боли непоправимого рокового шага: «А у меня – оскомина и сладость, / предательство Адамово, враньё / и Евы – не бессилие, но слабость – / влеченье, наказание её».
Боль, страдание, мука, но не отчаяние, ибо Еве открыт и путь спасения. Трудный, скорбный, мучительный, но одновременно светлый и радостный:
Спросонья прислушайся, смяв под рукой образок, —
