Посмотрел над дверью. Рисунок белого единорога посерел уже
давно. Некогда пронзительно-голубые глаза, что вероятнее всего
должны зазывать клиентов, теперь смотрят вздутой краской. Невольно
улыбнулся, вспоминая "Гарцующего Единорога" пару лет назад. Тогда и
трава казалась зеленее, да и в небе было поменьше всякой падали.
Позади скрипнуло. Быстро скосил взгляд вправо, собирая пальцы в
неуловимом жесте.
Использовано заклинание обнаружения. Враждебных сущностей не
найдено.
У обочины широкой дороги тягуче заскрипело старое дерево,
таинственно зашелестели сухие листочки, но я уже толкнул дверь и
шагнул навстречу приглушённому свету. Внутри одуряюще пахнет
жареным мясом и резаным луком. Глаза заслезились с непривычки. На
огромных вертелах, что с трудом помещаются над каменным очагом,
обтекают жирными каплями кроличьи тушки, куриные ноги, пронзённые
целиком шампиньоны. Запах кислого вина забирается в нос, туманит
разум, предлагая телу удовольствие для слабых духом, но широкой
душой. Глаза быстро привыкали к полумраку. По старой привычке,
осмотрелся, подмечая мелочи. Вряд ли здесь знают меня, но получить
ножом в спину то ещё удовольствие. Скромное помещение утыкано
столами как грибная поляна. Хмурые люди неспешно потягивают пиво,
заедая куриными ножками. Кости с грохотом валятся под стол, где
слышен рык и возня. Из сонного полумрака, на свет выныривают
разносчики еды, снуют между клиентами, пишут в карманные блокноты и
тут же уносятся на кухню. Едва захлопнулась входная дверь,
несколько тяжелых взглядов застыли на мне, но быстро отстали. Даже
для провинции, одет слишком просто. Кожаная куртка сменила с
десяток владельцев, а потёртые перелатанные штаны даже крестьянин
побрезгует надеть. В последнее время таких неудачливых авантюристов
на дорогах тьма. Перебиваются мелкими квестами, надеясь однажды
заработать если не денег, то хотя бы опыт и славу. Смотря прямо,
пошёл к барной стойке, где сияет начищенная до блеска лысина
хозяина. Кряжестый бармен подался вперёд, оценивая потенциального
клиента. В Серогорье, как и на Земле, встречают по
одëжке.
– Комнату до утра, – бросил три медяка на пропитанную пивом
доску.
Монеты вмиг скрылись в подставленной ладони. Я подумал, что
точно так же мог утонуть и пузатый мешочек золотых. Впредь буду
осторожнее.
– До утра стоит две. Комната наверху, первая справа. Там ещё
дверь на одной петле.
Он ещё раз окинул оценивающим взглядом, будто выбирая лошадь
жене. Чуть ли не в зубы смотрит.
– Вам пожалуй можно не бояться воров. Из еды есть вчерашняя
курица и гречневая каша, тоже вчерашняя. И хватит жрать глазами
моих кроликов! Это для знатных гостей. Уяснил?
– Тогда лучше чëрного паладина. Ещё варите,
уважаемый?
Бармен присмотрелся получше, но всё так же, без особого
интереса. – И где вас сударь столько носило? Последнюю бутылку
продал ещё до войны. Есть светлый инквизитор. Все говорят,
что даже лучше. Голову сносит дай бог каждому.
– Ну, раз говорят, попробую, – улыбнулся невинно, стараясь
подражать алкашам из моего подъезда.
О дерево звякнул увесистый бокал. В мутные стенки плеснула
ароматная струя пшеничного варева, запахло солодом и хмелем. Сдул
белую шапку, похожую на снежный сугроб, и пригубил пару глотков,
отыгрывая небывалое удовольствие, а сам обратился в слух. В паре
шагов громко спорят двое подвыпивших. На обоих изрядно помятая и
посечённая броня. На металле, между ржавыми пятнами, выцветшие
пятна краски. С первого взгляда и не скажешь, что когда-то доспех
был кроваво-красным. Рыжебородый амбал молодецки отхлебнул из
железной кружки, расплескав половину на грудь. С усов закапала
белая пена, заливая под бычью шею:
