Елена Кралькина
Немчиновы
Часть I
Беспокойное лето
Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
(На них основано от века,
По воле Бога самого,
Самостоянье человека,
Залог величия его.)
А.С. Пушкин
"Que suis-je pour elle?" ["Что я для нее?"], – подумал я (бог знает почему) по-французски.
И.С. Тургенев
Париж. Виталий Петрович
Наступил вечер, впереди – бесконечная, бессонная ночь, тишина, одиночество, мысли и воспоминания, и еще непрекращающаяся боль в сердце. Сердце болит, но еще сильнее болит душа. В какие-то моменты кажется, что боль ушла, потом она начинает нарастать до тех пор, пока не сделается нестерпимой, потом наступает облегчение.
Месяц назад у меня погибли старший сын Серж и невестка Луиз. Первые дни до похорон я как-то держался. Наверное, тогда я еще не мог полностью осознать, что потерял сына. Мой внук Мишель не отходил от меня ни на минуту, он все время держал меня за руку. Он даже спал со мной в одной комнате. Впрочем, это было нужно не только ему, но и мне. Все мои чувства притупились, внутри жила одна, заполняющая всего меня, боль. Как-то продолжать жить я мог, только если рядом со мной был мой дорогой плюшевый медвежонок. Наконец из России прилетел мой младший сын Вадим. Я посмотрел на его черное от горя лицо и тогда по-настоящему осознал, что трагедия действительно произошла: Серж и Луиз мертвы. На похоронах мне стало плохо. Старый друг – врач Огюст – хотел отвезти меня в госпиталь, но я категорически отказался. Если мне суждено уйти вслед за Сержем, пусть это произойдет в доме, в котором я прожил свою долгую жизнь, в моей старой спальне, которая хранит воспоминания о самых счастливых и самых несчастных днях моей жизни. Я настоял на том, чтобы остаться дома. Меня пытались навещать друзья, но Огюст категорически запретил мне общение с посторонними. Дома со мной только Вадим и Мишель, мне нужно чувствовать, что сын и внук рядом. Уже прошел месяц, как Серж оставил нас, но на душе все так же темно, все та же боль пронизывает меня насквозь. С радостью и грустью я вижу, что Мишель начинает приходить в себя. Он перезванивается с друзьями, играет на компьютере, иногда даже смеется. Вадим, как всегда, погружен в себя. Но в последние дни и он немного оживился, ходит в свое архитектурное бюро, звонит в Россию. Видимо, от горя его отвлекают дела. А мне ночь за ночью не дают покоя воспоминания. Говорят, что Бог дает человеку только те испытания, которые он может перенести. В моем случае Господь, видимо, сильно переоценил меня. Вся моя жизнь – череда бесценных подарков небес и сокрушавших меня потерь.
Я родился в состоятельной семье русских эмигрантов. Мой отец женился, будучи уже в солидном возрасте. Я стал долгожданным ребенком, все свое свободное время отец проводил со мной. Мама была рядом, как мне кажется, всегда. В детстве и юности я, конечно, не осознавал, насколько сильно люблю родителей, насколько сильно привязан к ним, насколько сильно они нужны мне. Осознал я это только тогда, когда в одночасье потерял отца. Мама не смогла пережить смерть любимого мужа и быстро ушла вслед за ним. Не знаю, как бы я пережил смерть родителей, если бы рядом со мной не было моей жены, моей Люси. Она была лучом света, осветившим мою жизнь. Красивая, веселая, добрая и самоотверженная. Мы прожили вместе почти десять лет и ни разу не поссорились. Наши друзья – французы часто спрашивали, как нам удается сохранять свежесть чувств. Люси смеялась, она говорила, что мы нужны друг другу как воздух, а разве человек может не дышать? Помнится, Люси восхищалась женой русского дипломата и поэта Грибоедова, которая потеряла мужа в весьма юном возрасте, но осталась верна ему до самой смерти. Разве мог я тогда предположить, что очень скоро вспомню Нину Чавчавадзе, ее эпитафию на могиле мужа и мысленно скажу своей Люси: «Но зачем же моя любовь пережила тебя?» У Люси было больное сердце, и она скоропостижно умерла, когда Вадиму не исполнилось еще и двух лет. Я остался один, на руках у меня было двое детей. Я не знал, что делать, но Бог был милосерден, друзья нашли прекрасную няню для детей. Мадлен и ее муж Жан-Пьер не только вырастили моих сыновей, но и стали поддержкой мне. Конечно, физиология иногда брала свое, и время от времени я нуждался в женщинах, но я ни разу не привел чужую женщину в наш с Люси дом.
