В хлеву одного скряги-крестьянина, у которого скотницей служила девушка добрейшей души, поселилась прелестная змейка с золотой коронкой на голове. Иногда по ночам в хлеву раздавалось чудное пение: то пела змейка – белый уж с золотой коронкой; а эти ужи имеют дар петь лучше иной голосистой птички.
Лишь только верная служанка входила в хлев, чтобы подоить коров или переменить им подстилку, змейка выползала из трещины в стене и умными глазенками смотрела на хлопотливую девушку, которая исполняла свою работу с большим старанием, – она любила скотину своего хозяина больше всего на свете. Доброй скотнице казалось, что змейка будто просит у нее чего-то, и вот она всякий раз стала наливать на блюдечко немного теплого коровьего молока и ставить его перед маленьким животным. Змейка-золотая коронка с удовольствием пила молоко, поворачивая при этом головку во все стороны, и тогда золотая коронка блистала, как алмаз, и освещала темный хлев.
Добрая девушка полюбила белую змейку тем более, что с того времени, как она стала поить ее молоком, коровы ее господина заметно толстели, давали больше молока, были всегда здоровы и приносили таких славных теляток, что сердце молодой девушки радовалось при виде их.
Однако в один прекрасный день случилось, что хозяин вошел в хлев как раз «в то время, когда уж пил ту капельку молока, которую ему поставила скотница. Крестьянин был настолько жаден и скуп, что раскричался на бедную девушку, точно она раздавала кому-нибудь его молоко целыми ведрами.
– Ах ты, негодная девчонка! – кричал злой крестьянин. – Так-то ты обращаешься с добром своего господина! Да на тебя кары нет! Вздумала еще кормить и пускать в хлев такого ядовитого червя, который и без того по ночам высасывает у коров молоко! Виданное ли это дело? Можно подумать, что ты злая колдунья, которая водится с самим сатаной, этим чертовым червем! Бедная девушка только и могла ответить горькими слезами на незаслуженные грубые упреки. Но крестьянин не обратил даже внимания на ее слезы, напротив – кричал и злился все больше; забыв всю верность и старание девушки, он не переставал неистовствовать и ругаться.
– Вон из моего дома, говорю я тебе, вон! Мне не нужны воровки молока и колдуньи! Скорее связывай свой узел, сию же минуту! И проваливай вон из деревни, чтобы твоего и духу здесь не было, а не то – я еще донесу на тебя, – упекут тебя, высекут розгами; ах ты, злая колдунья!
Громко плача, ушла изруганная девушка из хлева, пошла в свою каморку, уложила платья и связала узел. Выйдя из дому, она должна была пройти двором. Защемило вдруг ее сердце, – услыхала она, как мычат в хлеву любимые коровушки! Крестьянин между тем ушел куда-то; тогда она вошла еще раз в хлев, чтобы потихоньку со слезами проститься со своими любимицами: добрый слуга всегда полюбит хозяйскую скотину, как свою собственную.
Так стояла девушка в хлеву и плакала и гладила каждую коровушку, а ее первая любимица лизала ей руку, – вдруг, откуда ни возьмись, подползла к ней змейка-золотая коронка.
– Прощай, несчастный червячок, теперь никто не будет кормить тебя, – сказала девушка.
Тут змейка вытянулась, словно захотела положить ей на руку свою головку, с которой вдруг упала золотая коронка и осталась в руках у девушки, змейка же выползла вон из хлева, прямо во двор, чего прежде она никогда не делала. Этим она точно хотела показать, что и она уходит из дому, где ей теперь пожалеют дать даже капельку молока.
