Я возненавидела незнакомца сразу за то, как отец из сильного и грозного мужчины превратился в трясущегося от страха труса, потому что боялся за меня. Для меня отец всегда был кумиром, и смотреть, как его втаптывают в грязь, казалось невыносимым. Я хотела подбежать, обнять его, вытереть слезы с покрытых веснушками щек, заросших густой рыжей бородой. Закричать:
– Папа, я в порядке! Со мной все хорошо!
Но рот зажимала жесткая шершавая ладонь, а в плечо вцепилась крепкая пятерня, не позволяя вырваться.
Черноволосый высокий мужчина, огромный, как чертов огр, возвышался над отцом и что-то тихо ему говорил. Про меня говорил. Потому что отец бросал на меня испуганные взгляды и умолял меня не трогать.
Мой отец! Умолял!
Тот, кто владел этим жалким городом с потрохами, сейчас молил за меня.
Я не слышала, чем незнакомец угрожал мне, но, судя по выражению лица отца, чем-то очень страшным. Наверное, мне тоже надо бояться, но он не так меня растил. Я злилась, рыдала, захлебываясь слезами, но не боялась, я была в ярости.
Незнакомец склонился над стоявшим на коленях отцом и что-то очень тихо ему сказал. Лицо отца побледнело. Он снова бросил на меня затравленный взгляд:
– Романов, пожалуйста, она же еще ребенок. Меня рви! Но не трогай ее! Ей восемнадцать неделю назад исполнилось!
– Раз восемнадцать уже есть, ее и трахать можно, – ответил незнакомец.
От его хриплого грудного голоса у меня по коже побежали мурашки. Он обернулся и посмотрел на меня. Под тяжелым взглядом его темных, почти черных глаз я почувствовала, как болезненно сжалось все внутри.
Полчаса назад я лежала в своей кровати, читая роман Стивена Кинга.
Героев ждал в канализации жуткий монстр. Я переживала за них, а должна была за себя.
Полчаса…
Полчаса – и моя мачеха лежит, придавленная коленом чужака, в гостиной на ковре, на котором мы с ней любили складывать пазлы в ожидании отца. А вокруг стоят вооруженные до зубов бандиты, и дула автоматов направлены прямо на папу.
Полчаса – и наша охрана сметена, уничтожена.
Полчаса – и моего отца лишили власти, имущества, положения, и я боюсь, что совсем скоро лишат и жизни.
Он ползал перед незнакомцем на коленях.
Романов словно прочитал мои мысли, отвернулся от отца и подошел ко мне, я попыталась вырваться, но один из его людей держал меня так крепко, что даже дернуться не получалось. Романов взмахнул рукой – и ладонь, зажимавшая мне рот, исчезла.
– Как тебя зовут?
Вместо ответа я собрала всю слюну, которая нашлась в пересохшем рту, и плюнула в него. Конечно, хотелось бы прямо в страшную бородатую морду, но капля слюны долетела только до ворота черного полупальто и повисла.
– В первый раз прощаю, но в следующий накажу. – Его голос был совершенно лишен эмоций.
Я хотела плюнуть снова. Отец слишком хорошо меня знал, крикнул, чтобы остановить глупый порыв:
– Карина! Ее зовут Карина!
– Она твоя копия, Трофим. – Мужчина схватил меня за волосы и оттянул голову назад, задирая подбородок, так что пришлось посмотреть прямо ему в лицо, а я и не собиралась отводить взгляд, таращилась так, что того и гляди глаза из орбит вылезут. Пусть видит, что я его не боюсь. Хотя меня колотит от ужаса.
– Хочешь попрощаться с отцом? Ты его больше не увидишь.
Попыталась кивнуть, но он все еще держал мои волосы.
Отвечать ему не хотела, чувствовала, если скажу хоть слово, то разревусь, как маленькая, а я уже не ребенок.
Он кивнул и отпустил. Кинулась к отцу, споткнулась, с ног слетели тапочки, не поднимаясь, поползла дальше. Отец обнял меня, и я все-таки разрыдалась.
– Папа, папочка!
– Ты сильная, ты со всем справишься, ради меня, ради тети Лили.
– Папа!
Отец встряхнул меня, ударил по щеке, чтобы перестала рыдать, он так часто делал, когда я хотела спрятаться от взрослой жизни:
