1
На часах прохожего, остановленного властным жестом Качмарека, было ровно шестнадцать часов. Следующим жестом детектив дал прохожему понять, что тот может идти, и, повернувшись к мокрому от пота пану Яцеку, произнёс:
– Закат через четыре минуты.
Неприлично отъевшийся Мулярчик радостно кивнул головой, «угукнул», и мысленно перекрестился три раза. Сегодня у помощника детектива выдался непростой денёк: ему удалось расклеить девяносто рекламных листовок – все, что они с Влодьзимежем успели изготовить накануне ночью. И восемьдесят девять раз давно уже немолодому, страдающему четвёртой стадией ожирения человеку, приходилось уносить ноги от разъярённых дворников и просто сознательных граждан. Восемьдесят девять раз его догоняли, от чего теперь жутко болели спина, лицо и уши, а костяшки пальцев обильно кровоточили. Только раз пану Яцеку удалось уйти от ответственности за административное правонарушение – после того как приклеил лист бумаги с координатами качмарекова логова и составленного полногрудой пани Плужек текста на дверь полицейского участка. Впрочем, ни он, ни его начальник данному факту удивлены не были.
– А я ведь говорил… – Начал было неприлично отъевшийся Мулярчик, потирая ушибленную носком армейского ботинка ягодицу.
– По статистике, – Прекратил нытьё Влодьзимеж. – Девяносто девять процентов сказанного вами – откровенная чушь! И вы, пан Яцек, прекрасно об этом знаете!
– Ах, ты ж, щенок! – Подумал про себя помощник детектива. – Ты же до вчерашнего вечера и слова такого – статистика, никогда не слышал.
Расклейку объявлений – акт вандализма по здешним законам, изначально планировалась производить под покровом ночи, но в процесс обсуждения вмешалась полногрудая пани Плужек, на минуту отвлекшись от написания очередного романа. Размахивая свежим номером газеты «Лиходейский Быдгощ», она сообщила, что:
– Девяносто процентов совершаемых в Быдгоще среди бела дня преступлений остаются нераскрытыми только потому, что остальные десять – не дело рук одиозного мэра Енджеевича и, цитата: «евойной» клики!
Неприлично отъевшийся Мулярчик засомневался, взял из рук писательницы газету и убедился, что там так и было написано: «евойной». Пан Яцек не поленился, стал читать дальше и выяснил, что кто-то особо одарённый в полицейском руководстве решил, что в светлое время суток если кто-то и безобразничает, то ему и «евойной» клике простительно – ибо кто, дорвавшись до корыта, будет вести себя как-то по-другому? Другие же, совершаемые в лучах солнца преступления, выглядели детской шалостью на фоне бурной деятельности Енджеевича и на них можно смело закрывать глаза. А далее журналист задавался вопросом: почему бы не сократить бюджет быдгощской полиции в два раза, если статистика упрямо утверждает, что половину суток эта самая полиция фактически бездействует?
– Разве ж можно такое печатать? – Изумлённо спросил пан Яцек. – Ведь кое-кто может это прочитать и сделать соответствующие, заведомо неверные выводы!
– Уже. – Деловито изрёк Качмарек и сообщил об изменении плана.
По мнению детектива, не понаслышке знавшего своего помощника, и трезво оценивавшего уровень дарованной тому небесами везучести, будет куда правильнее, если его днём поймают и побьют дворники, нежели ночью выпишут нешуточный штраф блюстители порядка.
– Уж лучше мы купим на сэкономленные деньги курицу гриль.
– Да почему сразу я?! – Возмутился неприлично отъевшийся Мулярчик.
Мужчина и вправду не понимал, почему этим нехитрым делом – расклейкой объявлений, не может заняться быстроногий, юркий, а главное компактный молодой человек!
