Наама. Тридцать лет назад
Андрос пришел на третий месяц заключения. Скрипнула дверь камеры, впуская высокого мощного мужчину в строгом костюме.
Наама вскинула голову. Не отводя с лица грязных спутанных прядей впилась в него взглядом.
– Чего тебе, ди Небирос? – от долгого молчания голос охрип и звучал непривычно. – Пришел позлорадствовать?
Она нарывалась. Дочь предателя, ожидающая приговора, не должна так разговаривать с императорским фаворитом.
Но смерть братьев, арест, избиение, долгие дни в неизвестности лишили ее страха. Быстрее бы состоялся этот фарс под названием “императорский суд”. Дочь мятежного ди Вине устала ждать и почти мечтала о казни. И о том, как плюнет после оглашения приговора в его демоническое величество и скажет последнее слово для газетчиков.
Он прошел через всю камеру, встал рядом с ней и скривился.
– Ты смердишь.
– Ну прости, – пленница ядовито улыбнулась. – Мой бассейн с гидромассажем засорился. Зачем пришел?
Андрос стоял рядом – отвратительно ухоженный, чистый, наглый, распространяя запах дорогого парфюма. Стоял и разглядывал ее с брезгливой гримасой.
Наама вскинула голову и ответила дерзкой ухмылкой. Что, нехороша? Непохожа на ту красотку, за которой ты таскался, теряя голову?
Тебя бы сюда, красавчик, на пару недель. В кандалы да грязный каменный мешок, построенный еще в эпоху Первого императора. Одиночка для особо опасных преступников.
– Тебя приговорили к смертной казни, – продолжил Андрос.
Она до боли стиснула зубы. Он лжет! Просто издевается!
– Слушанья еще не было.
– Было. Дела об измене рассматриваются в отсутствии обвиняемого. Его величество, как Верховный судья империи лично огласил приговор.
Вот и все. Не будет даже пародии на суд, даже иллюзии справедливости. Не будет толпы газетчиков и возможности сказать последнее слово.
Она сгорбилась, до боли в пальцах вцепилась в кандалы. Богиня, как же не хочется умирать! Так нелепо и несправедливо. Наама даже не знала о заговоре. Отец слишком любил и берег свою младшую дочь, перед началом мятежа отправил ее из столицы в поместье тетки, вглубь земель ди Вине.
Андрос разглядывал ее. Оборванную и грязную – от нее действительно пахло несвежим телом. Когда-то гладкие, словно черный шелк, волосы превратились в спутанный колтун, и только глаза сияли все тем же неукротимым бирюзовым огнем.
Жалкая, униженная, лишенная дорогих нарядов, украшений и флера недоступности, Наама должна была вызывать презрение и жалость.
Должна была. Но не вызывала. При виде нее его по-прежнему охватывало чувство похожее на голод. И взгляд сам собой останавливался на алых губах, скривленных в высокомерной усмешке.
Сука! Заносчивая сука. Ничего, новости, которые он принес, собьют с нее спесь.
– По моей личной просьбе, с учетом заслуг клана ди Небирос в борьбе с мятежом, его демоническое величество согласился помиловать тебя.
Наама вздрогнула. Ей показалось, что она ослышалась.
С чего это ди Небирос вздумал заступаться кого-то из ди Вине? Особенно за нее. После того унизительного отказа…
– Помиловать?
– Смертная казнь заменена пожизненным рабством, – злая усмешка изуродовала его породистое лицо. – Догадайся, кто будет твоим хозяином?
Стало тихо. Словно внезапно заглохли все звуки, кроме тяжелого тока крови в ушах. Наама растерянно глядела на него и не верила.
– Нет! – беззвучно шевельнулись обветренные губы.
– Да, – отозвался ее мучитель.
Демонов, особенно высших, не обращают в рабов. Никогда! Это дико, противоестественно. Демон владеет рабами, а не наоборот!
– Ты лжешь! – истерически выкрикнула она. – Я не какая-нибудь грязная человечка! Ты не можешь превратить меня, Нааму ди Вине, в рабыню!
– Могу, – он наклонился над ней, дернул за грязные спутанные волосы, заставляя откинуть голову назад. – Еще как могу, моя сладкая, – прошипел Андрос ей в лицо. – Ты смеялась надо мной. Отвергала, выставила на посмешище. Твой отец унизил меня, когда я, вопреки воле родственников, пришел просить твоей руки. Выгнал пинками из своего дома, не принял вызов на поединок. Но теперь пришла моя очередь смеяться. Теперь ты моя, навсегда. Ты будешь стонать подо мной и лизать мне сапоги, умоляя взять тебя самым извращенным способом.
