– Рогнеда, ау!
– Княжна, вы где?
– Ваша светлость, ну нельзя же так!
– Покажись, дочь строптивая и непокорная! Тебе сам отец приказывает!
Разноголосые вопли эхом разносились по просторным княжеским палатам, сложенным из ароматных лиственничных стволов и насквозь пронизанных яркими лучами полуденного солнца. Свет и тепло я любила с тех самых пор, когда еще пешком под стол ходила, поэтому совсем не собиралась жить на какой-то там мрачной горе, густо поросшей девственно-непроходимым лесом. Хотя, конечно, образ непорочной девственницы, картинно прогуливающейся в девственной куще вековых сосен, весьма мне импонировал, хорошо сочетаясь со сказками и преданиями, до которых так охочи мои великовозрастные сводные братцы. Вот только боюсь, что ожидал меня в ближайшем будущем отнюдь не столетний лес, а столь же старый женишок, раскатавший морщинистые губы на молодое да ядреное девичье тело. Ага, размечтался пердун костлявый! Из самого уже песок от дряхлости сыплется, а он все туда же – жениться… Можно подумать, это для него меня растили да нежили, молоком птичьим кормили, в семи водах ключевых купали, косы мои длинные частым костяным гребнем расчесывали, наряжали меня в сарафаны атласные и кокошники скатным жемчугом расшитые…
Тьфу ты, гоблины распроклятые! Не на шутку увлекшись эгоистичным самовосхвалением, больше смахивающим на бесконечные застольные песни, частенько исполняемые нашим слепым сказителем Баяном, я неосторожно покачнулась и чуть не сверзилась с гладко обструганного стропила. Вот рухнула бы я сейчас вниз, в курятник, то уж точно – хороша бы была княжна-невеста, представшая перед эльфийскими сватами, у которых даже исподнее сшито из затканного золотом шелка. Вся перемазанная куриным пометом, да еще изрядно извалявшаяся в перьях и прелой соломе. А чего, кстати, не такая уж и плохая идея – в навозе изгваздаться! Авось не глянусь я тогда утонченным эльфам, одумаются они все-таки да и отступятся?
Я ехидно хмыкнула, представив столь завлекательную картинку. Спрашивается, и чего это легендарному повелителю Белых эльфов вдруг приспичило жениться именно на мне? Не мог он, что ли, посвататься, например, к кокетливой внучке Рохосского хана или к весьма нескромно и откровенно описываемой в балладах красавице Розамунде – племяннице султана Уррагского, «коя кожей бела, в бедрах сладостно широка и персями налитыми богата»? Да на худой конец хотя бы к одной из бессчетных дочек жутко любвеобильного и не менее жутко чернокожего канагерийского вождя? Так нет, ему, видите ли, меня подавай – Рогнеду свет Елизаровну, единственную дочь державного князя, уже сорок лет твердо сидящего на престоле славного града Берестянска. А с чего это, интересно, и вообще эльфийскому владыке вдруг пришло в голову жениться на смертной человеческой девушке? Вроде как раньше за Первыми расами такие странные поступки не водились…
Я второй раз взмахнула руками, пытаясь поудобнее устроиться на скользком бревне. Сидевший рядом Михась выгреб из кармана очередную порцию жареных семечек, бросил одну из них в рот и покосился на меня неодобрительно:
– Княжна, а к-к-княжна, прекращала бы ты д-д-дурить. Думаешь, они тебя здесь не н-н-найдут? – почти не заикаясь, в пику своей обычной, совершенно неразборчивой манере разговаривать усомнился он.
Я зашипела словно рассерженная кошка:
– А что, прикажешь мне в коровнике прятаться?
Конопатый мальчишка спокойно сплюнул шелуху, сосредоточенно наблюдая, как она медленно планирует на головы ничего не подозревающих кур-несушек. Я тоже проводила ее расстроенным взглядом, начиная осознавать, что стропила княжеского курятника, к несчастью, оказались далеко не самым надежным схороном для несговорчивой невесты. Нужно было в сундук с приданым залезть. Он у меня пыльный и, кажется, бездонный, его три батюшкиных ратника и то с трудом поднимают. Вот уж там бы меня точно ни в жизнь не нашли!
