Руки – в сеточку, небо – в клеточку: ттум! – ттон! – ттум! – ттон! Ветра шершавый вдох ракеткой ловя, за воланчиком едва глазами следя, скорее угадывая руками, всем телом – где он должен оказаться. Удар у неё сильный, отчаянный, коса по спине плещется, носом на ходу шмыгает и штаны поддёргивает:
– Это мамины. Сколько ни убавляла – велики, а по росту мы одинаковы… Да ещё ноги стёрла… Ну куда ты так высоко! Я и так прыгаю, чтобы компенсировать разницу в росте…
Обиженно пошла за воланчиком, подняла, встала на прежнее место с ракеткой наизготовку, но воланчик держала: ветер.
– Лови!
Ттум-ттон-чпок!
– Опять по железяке пришлось… И сетка тут ослабла…
– У меня дома лучше, деревянные…
– Да? А ты принеси!
Подошёл к ней – наладить ракетку – потная, волосы за уши заправляет, под кофточкой – полупрозрачный лифчик, чуть угадываются приплющенные соски… Яркий крестик на блестящей цепочке, не потемневшей от тела – в ложбинке, в теплом междухолмии…
Выпрыгивает из-под кофточки, а она его снова туда, под лифчик, в белое живое тепло… Засмотрелся, даже неудобно. Чтобы сгладить неловкость, спросил:
– А почему у тебя крестик не потемнел? У меня вот…
– А это золотой… Всем семейством крестились в Челябе, ещё до ареста… Отец свой потерял – забрали… Кагебешники… Подстроили взятку, год держали, а потом выпустили за неимением доказательств… Маму в работе понизили, мы с Мишкой – и то как дети врага народа… Возвращаться туда не хочется…
– Да… Символично… А у меня это уже третий… Один на даче оставил на зиму – пришлось новый покупать… Другой потерял где-то… А мать свой в кошельке носит…
– Да тут уже лучше не сделаешь, давай…
И снова она – с ракеткой наизготовку… А по стадиону ещё кто-то бегает, круги нарезает… Физрук не вредный – лишь бы сдали… В техникуме гоняли почище, чем здесь…
Ттум-ттон, ттум-ттон…
– Хорошая была подача…
– Конечно… Ты же по сторонам смотришь…
Слабая ещё после бронхита, и в беге – задыхается, и тут её загонял… Даже неудобно…
– Давай отдохнём? Устала?
– Нет, давай ещё, пока тихо… А ракеткой ты машешь, как кошка хвостом, когда воланчик упустишь… Так же сердито…
– Что поделать… Таков я… Натура моя кошачья – год Тигра всё-таки…
– А я – Змейка. Так мне что теперь – шипеть? Опять ты высоко…
– Ну извини… Я сам достану.
Закашлялась, достала платок…
– Может, рано тебе ещё? Что говорят?
– Зачёт-то нужен. Мне и так этот бронхит с видом на Миасское кладбище…
– На Миусское…
– Мне так роднее… Миусское – оно какое-то жалобное, как писк котёнка.
– Кошка у меня сейчас страдает – кота надо… Если не накормят контрасексом – будет целое Миусское лежбище котят… Прошлый раз принимал роды – шестеро!
– Я почему-то сразу подумала, что у тебя кошка…
– Почему?
– Не знаю… У кого кошка – те мягче, есть в них самих что-то кошачье…
– Например, усы! Мяу!
– Ты не умеешь – мау! Маао-мяу!
– Здорово у тебя получается!
– Тренировка! С двух лет усатых передразниваю. В детстве хорошо получалось под котят подстраиваться…
– Пора уже…
– Ага. Занеси ракетки… И зачётку мою возьми… Простая, синяя, без обложки…
Конечно, синяя – ему одному со всего курса почему-то досталась зелёная зачётка.
Конец апреля был по-летнему жаркий, и до начала сессии – ещё целый месяц, но тех, кто умудрился выцарапать из деканата свою зачётку, физрук отметил. А уж Ритин подвиг явно стоил зачёта…
Послушался её – со стадиона вылезали через дырку в заборе – так, говорит, короче, я так первый раз шла… Несолидно уже пробираться через всякие там злые щели… А ей – хоть бы хны. И кто скажет, что девятнадцать? Да пятнадцать от силы… Попрощались возле метро – торопился в парикмахерскую, да и она – дальнобойщиков встречать с подарками от матери…
